Дело в том, что списки на процесс по делу военного заговора с поддержкой России в Збройных силах Украины — подбирала Банковая. Где находится администрация президента Украины. Где сидят люди, которые ни разу (за редким исключением) не бывали на фронте. И кто есть кто, ху из ху — они просто не знали. Списки составили из политических врагов, просто опасных персон среди военной верхушки, а так же дописали туда несколько человек, о которых попросили президентские «люби друзи[62]» — ну как не порадеть «своим».

И получилось так, что в список попали люди, которые реально что-то делали на фронте, в том числе герои обороны ДАП — донецкого аэропорта. Но в список не попали люди, которых на фронте ненавидели, старые советские генералы. Выходцы из восьмого армейского корпуса, которым в свое время командовал родной брат главы Верховной рады. Не попал Дед Мопед, которого многие фронтовики мечтали вздернуть на осине.

Наверное, Дед Мопед и в самом деле — не стал бы устраивать заговор против власти, даже если бы ему это предложили. Так как был типичным советским паркетным генералом. Как писал Суворов в характеристике — в бою застенчив. Но толпа — не размышляла, толпа — чувствовала. Толпе не нужно было настоящее правосудие, толпе нужна была расправа. И когда по телеку стали показывать новости о том, как доблестными «спивробитниками СБУ» раскрыт коварный заговор — толпа почувствовала кровь…

* * *

Уже ночью — на майдане стали собираться фронтовики. Рано постаревшие люди в камуфляже — шли на майдан неосознанно, потому что киевский майдан в Украине — стал больше чем просто местом для митингов. Майдан стал инструментом для воздействия на власть — в той ситуации, когда никаких других инструментов воздействия на власть просто не оставалось.

Некоторые из тех, кто шли на майдан — уже были там, в 2014-м, а кто-то и в 2004-м. Их — можно было отличить по тому, как они знали все прилегающие к майдану проулки, а так же и по тому, как они неосознанно выходили на проезжую часть, шли не по тротуару.

Их было немного. Потому что большая часть из тех, кто праздновал здесь победу в холодном феврале две тысячи четырнадцатого — уже лежали в земле, а кто-то — не имел даже и могилы, будучи тайком погребенным, чтобы скрыть потери. Но вместе с ними — шли многие из тех, кого не было, ни на первом, ни на втором Майдане. Шли фронтовики. В основном — из числа мобилизованных. Несколько волн мобилизации — взбаламутили страну, отсидеться, по принципу «моя хата с краю» — уже не удавалось. Мужики, которые до этого вообще не участвовали в политике — охранники, работяги, трактористы — шли на фронт, получали там оружие. Учились умирать и убивать. Мерзли в окопах и на блоках, брошенные правительством, которое послало их воевать против собственных сограждан. Без нормальной брони, без амуниции, без теплой зимней формы, часто — без подвоза продовольствия. Снабжаемые только волонтерами.

И, как и в первую мировую войну — на фронте развернулась пропаганда. Потому что когда ты каждый день можешь умереть, у тебя возникает естественный вопрос — за что? И когда на каждом шагу твое правительство до безумия цинично кидает тебя, говоря при этом красивые речи — возникает вопрос: как так. На фронте он стоит особенно остро.

А пропагандисты все — это Азов, Айдар, Правый сектор. Люди с неонацистскими взглядами. И чем больше фронт зверел от ежедневной зрады в верхах — тем более убедительной становилась их пропаганда. И еще одно — на фронте, к сожалению, были в основном русские. «Украинцы первого сорта», как называл их президент, львовяне, галичане, ивано-франкивцы — в основном от мобилизации уклонялись, бежали то в Россию, то в Польщу, то в Румынию — была в них этакая природная крестьянская хитрость, умирать за идеи они не хотели. А русские шли на фронт. И они, пыль человеческая, не имевшие такой тесной спайки с семьей, с громадой[63], жители безработных, депрессивных промышленных центров — были более восприимчивы к фашистской пропаганде, чем лукавые, приземленные и хитрые хохлы. И сейчас они тоже — кто шел, кто ехал в Киев. На майдан. Все — на майдан.

* * *

Утром — президент Украины прибыл на работу, как обычно. Вечером, он выслушал телефонный доклад о том, что дело развивается, что идут аресты, что уже получены первые признательные показания. Он и не подозревал, что домой ему вернуться — уже не придется…

С утра — к нему зашли министр внутренних дел и глава администрации, сообщившие, что на майдане собирается народ. Президент выслушал и дал добро на запуск операции прикрытия. Которая состояла из двух частей: показ по украинскому телевидению признательных показаний заговорщиков и выступление на майдане медийно значимых, обладающих общественным капиталом доверия персон, которые должны были успокоить толпу и объяснить, что происходит. В их числе — было несколько известных волонтеров — с ними заранее договорились, заслали «кошты». На всякий случай — были приведены в готовность полицейский спецназ и силы Национальной гвардии.

Когда министр и глава администрации ушли от президента — тот был уверен, что все в порядке.

Потом — доложили, что без предварительной записи просится посол США. Президент сказал, что не примет его, пусть записывается на прием, как и все. В конце концов, он президент крупнейшей европейской страны.

Выйдя от президента, министр внутренних дел дал команду тихо «изымать» прибывающих в Киев из регионов фронтовиков силами спецподразделений полиции.

И все это, как и все происходившее вокруг, была правильно по форме, но фатально неправильно, по сути. Как, впрочем, и всегда…

На Майдане — собирались люди.

* * *

В числе тех, кто собирался выступить перед фронтовиками на Майдане — был волонтер Виктор Балуев. Три года назад — участник майдана, бывший мелкий бизнесмен, которого хладнокровно и цинично обобрали как липку. Теперь — помощник депутата Рады, владелец нового бизнеса, в несколько раз большего, чем предыдущий. И часть новой «злочинной влады», против которой он так самозабвенно боролся три года назад.

Как? А вот так!

Вот так все и бывает.

Дело ведь не только во власти. Все эти министры, депутаты Рады, судьи, прокуроры — они не с Марса прилетели, верно? И не назначены оккупационной администрацией. Они — часть тяжело больного украинского общества, постоянно порождающего все новых коррупционеров и зрадников. И винить за это — надо только себя самих.

Основных причин здесь две. Первая — Украина и украинское общество построено на лжи как базисе существования, ложь — стала элементом бытия. Украинское общество начиналось со лжи, когда Кравчук пообещал, что русские на Украине будут жить лучше, чем в России, а евреи лучше, чем в Израиле. Украинское общество всегда жило и живет во лжи, когда людям пихают в головы совершенно безумные вещи, о том, что украинской истории тридцать пять тысяч лет, о том, что украинцы выкопали Черное море, о том, что украинцы научили русских есть горячую пищу, а то русские все сырым ели. Все понимают, что это ложь, но никто не опровергает, все просто живут в этой атмосфере лжи. Хуже того, во время войны эта проблема не только проявилась, но и безмерно обострилась: привыкшие к малым дозам лжи, украинцы жадно глотают ложь уже чудовищную: что взорвался кондиционер, что донецкие ополченцы сами себя обстреливают, что на Украину зашли две дивизии бурятского спецназа. Так стоит ли осуждать депутатов, прокуроров и судей, привычно лгущих в ответ на вопрос, откуда ЛандКруизер и квартира в Лондоне или Майами? Их ложь — детский лепет по сравнению с той, которой «годуется» большая часть украинского свидомого социума.