Далее главный герой рассказа Лукиана, военачальник скифов Арсаком, совершает героическое деяние. Он, находясь среди отступающих скифов, решает не отходить вместе со всеми, а прорываться к своим окруженным друзьям Лохату и Макенту. Вероятно, все они как представители командного состава сражались конными. Отметим характерную деталь: ранение Лохата втоком копья. Копья в битве ломались особенно часто у всадников, подчас после первого же удара при атаке[448]. Вероятно, и у Лукиана речь идет о ранении именно копьем, поскольку пика-контос втока не имела. Ранение же Макенту контосом в плечо, очевидно, нанес аланский конник. Всадник, атакуя конного противника, держал пику, видимо, в двух руках, выставив наконечник достаточно высоко, как показывают изображения. Поэтому рана и была нанесена в плечо. Удар секирой по голове, по-видимому, нанес кавказец-махлий, хотя на трофее, изображенном на колонне Траяна, среди прочего оружия, которое могло быть сарматским, есть и секиры[449]. Арсакома во время его прорыва сопровождал еще и конный отряд, тогда как внимание писателя сосредоточено лишь на этом герое. Последний прорвался сквозь окружение к своим товарищам. Лукиан ясно сообщает, как произошел этот прорыв: враги психологически и физически не смогли вынести прямой атаки Арсакома. Они расступились, образовав разрыв в боевом порядке, и всадники главного героя прорвались. Далее Арсаком, заметив вражеского полководца, правителя махлиев Адимарха, вступает с ним в поединок. Ведь предводитель являлся головой войска, вдохновляющий его на борьбу. Арсаком убивает своего противника, разрубив его мечом. Гибель предводителя весьма дурно сказывается на моральном духе армии, в особенности варварской. Поэтому махлийское войско, оставшееся без вождя, тут же было рассеяно. Оказавшиеся без поддержки аланы также вынуждены были обратить тыл. Последними отошли, по-видимому, пытавшиеся соблюдать строй греки. Скифы преследовали отступающих.

Из данного пассажа Лукиана вырисовывается общая картина тактики сарматов: сильный центр разделяет войско противника на две части. Далее сарматы стремятся зайти в тыл и окружить противника, после чего враг подвергается истреблению, главным образом посредством метательного оружия.

Поединок как начальная фаза боя ясно не отмечен античными авторами у сарматов и аланов. Возможно, это связано с тем, что такая дуэль не в начале битвы была характерной для римского военного дела начала новой эры. Соответственно, и сарматы не пытались вызвать противника на поединок. Вместе с тем позднее, в походе на сарматов императора Галерия, юный Константин победил предводителя варваров, видимо, в конном поединке (Anon. Vales., 1, 3; Zonara, XII, 33). В связи с варваризацией римских войск в армию империи стали проникать варварские методы боя. В своих кавказских походах аланы использовали поединок, воюя с врагами, у которых одной из форм борьбы была мономахия. Единоборство предводителей перед основным сражением или даже в ходе самого боя отмечают грузинские и армянские источники. Конные поединщики, скача резвым аллюром, сшибаются друг с другом на копьях, подчас пробивая противника насквозь[450]. Поединок предводителей или их представителей был характерной чертой для войн «Героического века», ведь вождь, при отсутствии аппарата власти, должен был поддерживать свой авторитет, влияние и свою репутацию опытного и храброго воина[451]. Гибель же предводителя негативно сказывалась на моральном духе воинства, часто приводя его к бегству (Мовс. Хорен., II, 85; III, 9). Вероятно, по договору сторон поединок военачальников мог заменять даже сам бой, как это было в пассаже Константина Багрянородного (Adm. imp., 53, р. 256–257), описывающего войну боспорского царя и пришедшего с ним войска с «Меотидского озера» против херсонеситов.

У Диона Кассия (LXXI, 7, 1–5) мы можем найти описание того, как римляне разбили конных языгов во время зимнего набега последних через Дунай в период Маркоманнских войн (зима 173/4 г.): «А римляне тогда на земле, а затем и на реке победили языгов. Я не говорю, что какая-то навмахия случилась, а что римляне, преследуя их, бежали через замороженный Истр и тут, как на суше, сразились. (2) Ибо языги, заметив, что их преследуют, воспротивились им [римлянам], надеясь легко разгромить их, так как последние не были привычны ко льду; и одни языги с переда сшиблись с ними, а другие – проскакав вокруг с флангов, ибо кони у них приучены и в таких обстоятельствах вести себя осторожно. (3) Увидев же это, римляне не испугались, но, сомкнувшись, и вместе со всеми образовали фронт против них, а большинство римлян положило щиты на лед, и одну ногу они поставили на них, чтобы меньше скользить; уперевшись, римляне приняли на себя нападавших и, хватаясь одни за узду, а другие – за щиты и контосы, тянули их. (4) И от этого вцепившиеся опрокидывали и людей, и коней, ибо, в самом деле, языги из-за силы более не способны были выдержать скольжение. Конечно, скользили и римляне, но либо всякий упавший у них навзничь тянул за собой противника и ногами подбрасывал его назад, как в борьбе, (5) оказываясь таким образом поверх него, либо, упав лицом, римлянин даже ртом хватал ранее упавшего. Поскольку варвары и неопытны для борьбы таким способом , будучи более легкими, не в состоянии были сопротивляться, так что из многих убежали немногие».

Поединок конных воинов. «Двойной склеп 1873 г.» в Пантикапее (первая половина II в.). Рисунок художника Федора (Фридриха) Ивановича Гросса (1822–1897). Правый воин-победитель защищен кольчугой (или чешуйчатым панцирем) и (каркасным?) шлемом, левый – шлемом с бармицей. Снизу справа лежат двое раздетых убитых, слева – грифон. Воспроизведено по: Gall 1997: 259, Abb. 8

Оставив в стороне экзотическую стратегему римлян со щитами, мы ясно видим следующие черты сражения. У языгов действует только конница – пехота не участвовала в набеге. Этой коннице противостояла римская пехота. Вероятно, языги, уже потерпев поражение, отступали достаточно медленно, так как их преследовала пехота. Преследуемые римлянами сарматы внезапно остановились на льду Дуная и опять же внезапно для врага перешли в контратаку. Это решение, вероятно, объяснялось тем, что кони кочевников были приучены скакать по ледяному покрову, а римляне, наоборот, не привыкли тут сражаться. Поэтому языги решили атаковать противника в невыгодных для него условиях. Бой на льду не был чем-то уникальным для номадов Северного Причерноморья (Strab., I, 1, 16; VII, 3, 18). Отметим, что Арриан (Ac., 28–29) также считает, что аланские верховые контофоры могут во время отступления перейти в контратаку (также см.: Мовс. Хорен., II, 65; Иоанн Мамиконян. История = АИА 2: 22). Маврикий (Strat., VI, 3) же рекомендует обучать византийскую конницу аланскому упражнению, в котором всадники возвращаются из преследования, а затем вновь идут в бой. Следовательно, здесь представлена традиционная для номадов тактика: отступление с целью разорвать строй противника, а затем напасть на его расстроенный боевой порядок.