Друзья Андрея тоже заходили, но их пока было меньше, чем Олиных. Чаще других бывал гитарный мастер Слава Брындин – щуплый, кудлатый, бородатый, в джинсовой жилетке со множеством карманов, говоривший порой на удивительном языке. «Можно, я руки взмою?» – спрашивал он. «Давайте взопьём чаю». «Вспоёмте, друзья», – и, услышав такое, Оля подумала, что если бы Андрей перенимал эти словесные выкрутасы, она бы долго не вытерпела. Через месяц бы захотела сбежать, а то и раньше… Но Андрей держался стойко, а Слава каждый раз выдумывал что-нибудь новое. То он разговаривал как бы с немецким акцентом, причём все неправильности были исключительно скабрёзными. То принёс толстенную самиздатовскую книгу поэта и мыслителя по имени Ананий Александроченков и добрый час толковал её на свой, брындинский манер… В общем, за месяц Оля привыкла.

Кроме этого, Слава рассказывал о конкурсах гитарных мастеров. Один из них должен будет пройти вот-вот, в начале октября, в Пролетарском дворце культуры. Специально для конкурса Слава заканчивал необыкновенную гитару: отобрал лучший материал, вложил душу в каждое движение рубанка, – и теперь боялся, что вдруг все старания пропадут, инструмент получится самым обыкновенным, каких навалом в каждом магазине?

– Да хорошо всё будет, – заверяла Оля. – Я чувствую, что хорошо, а у меня знаешь, какая интуиция!

– Я принесу вам, как сделаю. Разыграешь её перед конкурсом, Андрон. Вдруг порву Матвеева! Вот будет номер. Эх, если б я имел коня, это был бы номер!..

– Порвёшь, конечно. Станешь призёром, я сыграю на гала-концерте, – сказал Андрей.

– Это даже не обсуждается. Что будешь играть?

– «Verano Porteno» пойдёт?

– Ещё бы! Только смотри, блин, осторожнее с ним. Я слышал, как… тс-с-с… – и Слава, сделав круглые глаза, шёпотом назвал известного гитариста, записавшего сотню дисков, – короче, он так налажал в этом Porteno… Не говоря о том, что это была не музыка, блин, а лотерея: попади в нужную ноту!

– С этим всё в порядке, а над музыкой работаю, – заверил Андрей. – Кстати, хочу позвать на конкурс одного товарища, он мечтает сделать гитару. Взрослый и небедный, если что. Познакомлю, вдруг будет толк?

– Это давай, это всегда можно.

И Оля, сидя с ними в большой комнате, ловила себя на мысли, что хорошо бы вмиг заработать кучу денег и построить дом для Андрея и всех его друзей, поселить их рядом, самое большое в полуминуте ходьбы. Они вдохновляют его; каждый раз после встреч он берёт гитару и играет так, что дыхание замирает и останавливается время… Но потом всё равно приходит утро, и Андрей, совсем другой, молчаливый, экономящий каждое движение, уходит на свою работу, которую Оля заранее не любила. Очень не любила.

Анатолий, мечтавший сделать гитару, навалил на Андрея столько работы, что он бросил свои прежние ремонтные дела и старую бригаду. Ему до сих пор звонили с просьбами выровнять стены, постелить ламинат, что-нибудь сломать и вынести. Андрей пересылал заказы ребятам и брал только десять процентов от суммы. Но он понимал, что скорее рано, чем поздно, они и без него научатся искать клиентов.

Сам он, собрав новую бригаду – четверо работают, один готов прийти на помощь, если без него не управиться, – поднимал на восьмой и девятый этажи цемент с песком. Как ни странно, эта работа нравилось ему гораздо больше. Во-первых, она была отчасти артистической: приехал, как на гастроли, выступил, сорвал аплодисменты, получил расчёт и был таков. Куда веселее кропотливой ремонтной возни в гипсе и цементной пыли, с утра до вечера с неизбежным разочарованием, когда видишь, что отклюнул едва заметный камешек от Эвереста. Во-вторых, денег выходило примерно столько же, а времени – гораздо меньше и не каждый день. В-третьих, и мысли эта работа загружала далеко не так, оставляя их свежими для музыки.

Андрей даже радовался, что вся обычная для больших ремонтов бестолковщина достаётся другим. Недавно в парадную зашла высокая худая блондинка в потёртых джинсах, встретила Андрея на лестнице, поздоровалась и поговорила с ним очень приветливо – так генерал, командир дивизии, разговаривает с рядовыми, приберегая все шишки для полкового начальства. Она поднялась в квартиру, долго рассматривала вместе с Анатолием схему будущих комнат и карандашом отмечала места, где надо будет поставить динамики. «Дизайнер, наверное», – решил Андрей, невольно подслушав их разговор. Но какой-то странный: до динамиков минимум год работы, пока вся квартира – голые стены с колоннами.

– Это хозяйка, – сказал, проводив девушку, Анатолий. – Просто они с хозяином любят музыку. А другие, помню, все мозги съели видеокамерами, заставили натыкать в каждый угол, когда ещё половину работы не сделали. А третьи… да, короче, у всех свои тараканы, но если найти подход, это не такая уж беда.

«Хорошо, что не мне искать эти подходы», – подумал Андрей. А дядя Фёдор, Герыч, Мага и другие, видимо, готовы были мириться с бестолковостью, лишь бы не таскать на себе чудовищный для нормальных людей груз.

Тридцатого сентября была необычная поставка: кроме цемента и песка, ещё две упаковки финского гипсокартона, куча металлических профилей для его установки, ветонит в бумажных мешках и на закуску – рулоны изоляционной ваты. Обо всём этом Андрей знал накануне и хотел работать впятером, но один парень из бригады заболел. Жека, студент Лесотехнической академии, который работал в учебное время и большую часть денег тратил на то, чтобы не вылететь и не пойти в армию, предложил найти кого-нибудь на замену, а лучше двоих. Но Андрей и двое других, Володя и Саня, решили, что и так справятся.

Когда утром, одну за другой, они разгрузили три машины, Андрей взглянул на получившуюся гору и сказал только:

– Ни хрена себе!

Он предложил начать, пока есть силы, с сыпучки и, разделавшись с ней, взяться за неудобный, но куда более воздушный гипрок. Но трое решили наоборот: гипрок хрупкий и, устав на тяжестях, потеряем внимание, можем побить углы. Сперва казалось, что они правы: сотня трёхметровых листов была поднята без сильного напряжения и передышек. Андрей уже был готов признать ошибку, но отложил покаянные слова до первого мешка цемента… И этот мешок едва его не раздавил.

То же чувствовали все и не могли понять: отчего? Может, ещё раз попробуем, втянемся?…

Ещё раз. Ещё. Перекур… Гора внизу не стала ни на каплю меньше. Андрей взглянул на неё с ненавистью. Ещё один рейс. Чудовищная, адская, невыносимая усталость, не в ногах и других отдельно взятых членах, а общая, от которой весь дрожишь и мечтаешь упасть на бетон, на землю, на гвозди, куда угодно, и остаться там до конца; когда страшно голоден, но при одной мысли о еде тошнит, когда уже подкрадываются судороги…

– Блядь! – цепляясь рукой за перила, выдохнул двухметровый Жека. – Что ж я маленький не сдох… Андрон, ты был прав.

– А ты вчера был прав, – чуть слышно ответил Андрей.

Поднять мешок на восьмой этаж не было никаких сил. Ребята поставили на половине дороги деревянный столик: двое складывали на него мешки, принесённые снизу, двое брали их и несли до конца. Но это было ненамного легче.