Я запомню эту сцену – прекрасный, недосягаемый, внутренне раздавленный мужчина. Могло бы быть многое, но это не моя история.

Покачав головой, Эйдан притянул меня обратно к себе, и мы начали целоваться, будто в последний раз перед смертью. Я с такой силой прижимала к себе его голову, зарывшись пальцами в эти волосы, что он начал стонать от боли.

– Я люблю тебя Эйдан, очень сильно люблю, ты моё пугающее помешательство, – выдохнула я. – Но это не может больше продолжаться. Это только выстраивает стену не разрешаемых проблем. Это только снова кого-то убьет! Лучше я оставлю тебя, чем потеряю по-настоящему.

Вопреки моим опасениям, не сказав ни слова – он сделал шаг назад, провожая меня взглядом до дверей. Самый загадочный и потрясающий мужчина на свете, стоял и просто смотрел мне вслед, и он точно знал, что у меня чуть не остановилось сердце.

Я вернулась домой раздвоенной и полумёртвой – вначале плелось моё тело, сзади плелась моя душа. Настолько плохо было впервые, худшее из этого было то, что я всё ещё могла анализировать. Думать не хотелось, а мысли всё лезли и лезли. На попытку Эмили заговорить со мной я лишь устало покачала головой.

– Ты себя неважно чувствуешь девочка моя?

– Это третий худший день в моей жизни, хочется сдохнуть, но не сдыхается, а сил удавиться нет, – потрясая её этими словами, выдавила я. – Прости, мне сейчас нельзя ни с кем общаться. А где Эрик? Его уже отпустили?

Побледнев и кивнув наверх, мама схватилась за телефон, но это было не столь важно, тому кому она собралась звонить всё и так уже было известно.

Мой младший брат после очередного задержания был не в лучшем настроении, но ему было всё же легче чем мне.

– У тебя травка есть? Мне срочно нужно забыться, – проговорила я, сама не узнавая свой голос.

– Совсем тронулась?! – нахмурившись, развёл он руками. – Если б даже была – не дал! Господи Кира, да ты и вправду дерьмово выглядишь.

– Я больше так не могу, – и тут из меня полились слёзы, моя слабость, которой необходимо было выти наружу. Я напугала Эрика и маму, ещё чуть-чуть и мне бы вызвали скорую если бы в дверь не позвонили.

Не знаю, что это было божественное проведение или отрыжка моей нелепой судьбы, но на пороге стоял съёжившийся продрогший мальчишка.

– Мэтью? – удивлённо выдохнула я, стирая остатки слёз со щеки. – А ты что здесь делаешь?

– Хочу посмотреть, как ты держишь слово. Ты говорила, что мы с тобой типа закорешились, и что ты поможешь в любом случае. Так я войду? – с напускной дерзостью бросил он с порога, входя, не дождавшись ответа.

– Да. Мне как раз нужна жилетка, чтобы поплакаться, – захлопнула я дверь, не отвечая на непонимающие взгляды родных.

Мэтт снисходительно хмыкнул, изогнув бровь. Как же он мне напоминал … одного из Прайсов. Рухнув в кресло в гостиной, мальчишка облизал пересохшие губы, взглянув на меня как взрослый, избитый жизнью мужчина:

– Мне хреново Кира.

– Малыш, как я тебя понимаю, – горько хмыкнула я.

– Ничего, прорвёмся, старушка, – заносчиво бросили мне в ответ, и в синих глазах мигнула улыбка.

А мою душу вдруг накрыло невыразимым теплом, и присев на подлокотник кресла я сгребла его в объятья.

– Эй, дружище, да у тебя жар! Мама!!!

И мы с энтузиазмом принялись лечить Мэтта, отпаивая его теплым чаем, втирая бальзам и ставя компрессы, словно это была единственная и главная цель в жизни.

Я так и уснула рядом с парнишкой, всё надеясь дождаться спада температуры невзирая ни на какие уговоры мамы.

Зато утром, на всё произошедшее со мной за последнее время я смогла взглянуть уже совершенно по-другому. Этот мальчик внёс в мою жизнь абсолютно свежую струю. Неспроста были все эти совпадения. Благодаря ему – мне захотелось идти дальше.

– Так что, ты сбежал? – с утра я застала его на кухне, трескающего свежеиспечённое печенье Эмили. – И почему-то пришёл именно ко мне.

– Ты сама предложила, я тебя за язык не тянул, – пожал он плечами. – Приют — это жесть, приёмные родители – отстой! Я не вернусь туда! Но … я могу остаться с тобой, – улыбнулся негодник, и тут мои глаза раскрылись – он был копией … Натана Прайса. И это сходство просто поражало!

– Мэтт, ты знаешь кто твой отец?

– Без понятия. Кто-то из клиентов матери. Не хочу знать! – тут же ожесточился он. – Так ты поможешь мне или нет?

– Допустим, – опустилась я рядом с ним. – Возможно, я смогу стать твоим опекуном, оформив усыновление, но ты ведь представляешь, что жизнь со мной сахаром тебе не покажется?

– Ты будешь заставлять меня два раза в неделю работать в порту, набивать косяки твоим парням и частенько ужинать крошками с содовой?

– Что?! Нет! – не сдержавшись, я выругалась себе под нос, но Мэтт даже и глазом не повёл. Его синие глаза, улыбаясь, наблюдали за мной. – Тебе будет гораздо сложнее парень. Я буду требовать чистоплотности, порядочности, прилежности и послушания. Жить со мной это значит два раза в день принимать душ, есть вовремя, никаких вредных привычек, посещение школы пять раз в неделю, хорошая успеваемость и помощь по дому. Я невозможная вредина и спуску я не даю. Я много ворчу, иногда даже дерусь, но могу и расплакаться. Так что ты подумай, хочешь ли ты … такую мать.

Он так пристально на меня взглянул. Знать бы о чём думал этот юный человечек, но он так серьёзно и вдумчиво в меня всматривался, что у меня на глаза снова навернулись слёзы.

– А что тот козёл, который тебя обидел? – нахмурился Мэтт, пытаясь понять мои скачущие эмоции.

Закусив губу, я пожала плечами. И кажется, в этот момент мальчишка увидел во мне всего лишь слабую женщину, нуждающуюся в поддержке и защите, трудная жизнь сделала его на редкость проницательным.

– Сдаётся мне, ты тут без меня загнёшься. Так что я остаюсь, а там уже по ходу разберёмся, – заявил он. – Ты, правда, ждёшь ребёнка?

Этот вопрос. … Я отвела взгляд. После вчерашнего разговора с Эйданом существование моего не рождённого ребёнка повисло в воздухе. Как это ни было чудовищно – я продолжала сомневаться.

– Я не знаю, стоит ли … пускать его в этот мир, – тихо выдавила я, не в силах посмотреть в глаза не по возрасту взрослому мальчишке.

– Причём же здесь он, если его папаша навалял тебе в душу? – пожал плечами Мэтт. – Ладно там пришить поддонка, но мелкого…. Кира, – и этот тон с легким осуждением снова заставил меня разреветься. – Она совсем плохая, – обернулся он к вернувшейся со свежим молоком Эмили. – Ничего, выкарабкаемся. Не реви, а то будешь похожа на чучело! Дело говорю.

И я рассмеялась, и, по-моему, с этой секунды в мою жизнь вошло что-то необычно новое. Может, наконец, я добрела до своей белой полосы?