существовать тайны, я восторгался, как все просто. И это впечатляло, страшило, интриговало и воспламеняло меня. Я видел сразу весь мир, всю вселенную с ее безграничностью, бесконечно малым началом, многомерную. Прошлое и будущее утратили всякий смысл. Я мог заглянуть в любую точку Пространства-времени, будь она в глубинах океана, в недрах звезд, в просторах Космоса и на любом отрезке времени. Любую человеческую жизнь я мог проследить от начала до конца, вникая по желанию в любые подробности, разобраться в любых деталях. Хочу еще раз подчеркнуть, я не помню этого конкретно, в памяти остались только ощущения, смутные образы и расплывчатые контуры. Все было рядом: далекое и близкое, во всех временах, словно свернутое в каких-то новых, не известных мне измерениях, количество которых неисчислимо. Стоило пожелать, хоть чуть-чуть напрячь волю, и я получал возможность развернуть нужный мне участок в любом измерении на любую протяженность. Кажется, я делал это, и ОН во всем помогал мне.

Помнится, будто я просматривал панораму собственной жизни, останавливался на интересующих меня деталях, анализировал отдельные поступки. И меня мучили то стыд, то раскаяние, то горечь, то досада, и очень редко оставались приятные впечатления. Помнится, будто некоторые мои поступки вызывали душевные мучения, словно язвы болели, кровоточили, мешали, саднили, терзали душу. В ЕГО власти было излечить меня от этих язв или оставить их болеть, напоминать о себе ВЕЧНО. Но для этого что-то от меня требовалось. Нужно было сделать некий выбор, принять какое-то важное решение, от которого зависело в моем бытии ВСЕ.

Я пытался рассмотреть свое будущее, но никак не смог в него проникнуть. Оно оставалось туманным.

Я просил ЕГО помочь мне, и ОН потребовал, чтобы я принял РЕШЕНИЕ. От НЕГО зависело все. Стоило только чуть-чуть напрячь волю — и конец всем сомнениям. Но это было неописуемо трудно, страшно. Слишком велики были неопределенность будущего, ответственность за принятое РЕШЕНИЕ и риск. Да-да, я чем-то очень рисковал. Меня никто не подталкивал ни на какое решение, принуждение исключалось, воля была свободна. Но РЕШЕНИЕ должно было вызвать необратимые последствия. Было ли мне ясно, что это за последствия — не помню. Скорее всего, оно определяло возможность возвращения к прежней форме бытия, казавшейся тогда такой примитивной. Это отношение к ней осталось во мне по сей день.

Кстати, мне вроде бы открылась вся ничтожность моих прежних забот и планов. Я вроде бы обрел способность определять подлинную цену всему на свете. Помнится, меня поразил контраст между ценами — одно ценилось очень высоко, другое очень низко. Одни долги были незначительны, другие — бесконечно велики. Меня мучил вопрос — чего больше — долгов или приобретенного, но для полной оценки этого тоже требовалось принять РЕШЕНИЕ.

Помнится, я метался в поисках его. Эти поиски возбуждали во мне вихрь эмоций, повергали в смятение. Отголоски этого эмоционального урагана еще живы во мне и вызывают цепи ассоциаций самого различного плана. Я обращался за советом к НЕМУ, но ОН молчал, словно переставал существовать, когда я посылал ЕМУ этот вопрос. Тогда ОН представлялся чем-то холодным и бездушным. Сейчас это состояние ассоциируется у меня с какими-то строгими фигурами, схемами, формулами, законами материи. Когда же я обращался к НЕМУ с чем-либо не связанным с РЕШЕНИЕМ, ОН был воплощением всего живого, всей гармонии, доброты, отзывчивости, знаний, эмоций, откровения, четкости, логики, связности и всего-всего… Я имел доступ к каждому атому Вселенной, мог все узнать, но ничего не мог изменить. По-моему, от РЕШЕНИЯ зависело, сохраню я знания или нет, что-то важное, что-то очень важное, самое важное, решающее.

Я знал, что где-то есть такие же, как я, пытался добраться до них, чтобы испросить совета. Но для контакта с ними от меня тоже требовалось РЕШЕНИЕ.

Как трудно было принять это самое РЕШЕНИЕ!.. В трудностях было сосредоточено все: желание что-то узнать, муки совести, торжественность самого момента, страх за последствия, презрение к себе, ощущение какой-то острой необходимости, тревоги, возможности что-то исправить, изменить, в чем-то разобраться. Таких мук я не испытывал даже в самые ответственные моменты всей моей жизни. Я долго мучился…

Верх взял какой-то животный страх перед чудовищной неопределенностью. Не помню, чтобы я сказал «нет» или сформулировал какую-то мотивировку. Я только помню, что прекратил колебания и твердо знал, что этим сделан выбор слабого человека.

Я почувствовал страшную усталость, измученность, вспомнил вдруг о недавней боли, о «скорых» и о работе, на которую не мог пойти. Открыв глаза, я в полумраке увидел спальню, светящееся табло электронных часов и свет в окне. Детали сна еще некоторое время держались в памяти, но таяли, ускользали от сознания одна за другой. А через несколько минут от них не осталось и следа. И только поток эмоций продолжал бушевать во мне, напоминая об ушедшем болезненном сновидении. Оно было настолько ярким, что впечатления о нем еще долго не оставят меня в покое.

Хотел ли бы я еще раз испытать такое? Скорее всего — нет. А вообще-то не могу сказать это достаточно ясно и четко.

Что было самым ярким в этом сне? Скорее всего, эмоциональное смятение, вызванное ощущением какого-то просветления. Теперь я вкладываю в это понятие совершенно особый смысл. Вполне возможно, что то же или что-то подобное испытывали и Шакьямуни, и Мухаммед, и многие из тех, кому никто не верил, кого считали лжецами и душевно больными. Пожалуй, от таких ощущений можно действительно свихнуться.

Но что это было? Кошмарный сон? Нирвана? Клиническая смерть? А может быть, это все одно и то же, но в разных формах, фазах, или на разных уровнях?

Я читал, что вышедшие из клинической смерти рассказывали нечто подобное, напоминающее, хоть и весьма отдаленно, то, что видел в этом сне я.

Недавно о подобном сне мне рассказала моя коллега В. В. Бавыкина. Она видела его под наркозом, когда у нее брали спинномозговую пункцию. Об этом я уже писал. Может быть, это просто-напросто действие наркотика? Но почему же об этом не пишут специалисты и те, кто его испытывал? Ведь это так впечатляюще! Это просто невероятно! Сейчас, когда все позади, я после долгих колебаний могу сказать, что в этом сне я не имел сомнений, есть ли Бог. Смотря ЧТО им называть. Странно, что это говорю я, материалист до мозга кости, получивший атеистическое воспитание и воспитавший двоих детей в абсолютно атеистическом духе.

Я видел много различных кошмарных сновидений, но подобных этому еще не видел. И ни от кого, кроме Вероники о них не слышал;