Ох и ничего себе, однако вряд ли такое возможно. Хотя соблазнительно…

Ей никогда не удавалось достичь прекрасной невозможной цели.

Патрик наклонил к ней голову, потом опустил еще немного и поцеловал руку Сары чуть ниже своих пальцев. Его глаза закрылись, и он прижимался губами к ее руке довольно долго.

Затем расслабился и вальяжно откинулся на спинку кресла, будто собирался попить пивка. Улыбка Сары стала таинственной, словно за ней спрятался собственнический инстинкт по отношению к Патрику. Он был таким прикольным! Как было бы хорошо, если бы он принадлежал ей! Всегда был бы рядом, и она понимала бы его. И возможно, доверяла ему. Тогда все получилось бы правильно, так, как и должно быть.

Она снова прижалась щекой к его руке, поглаживая ее очень медленными движениями, и смотрела, как Зигфрид[75] и Одетта[76] в танце вечной любви бросаются в бушующее озеро, а затем поднимаются в небеса.

* * *

Патрик был идеальным кавалером. Он прокладывал путь в толпе на мраморной лестнице легко, с умением человека, который провел много времени в ограниченном пространстве с перевозбужденными до безумия людьми, среди мелькающих ножей и кастрюль с кипящей карамелью. Там он и обрел такую уверенность, которая позволяла ему брать на себя ответственность за то, чтобы эти безумцы не поубивали друг друга. Поэтому ощущение его руки, покоящейся на ее спине, заставляло Сару чувствовать себя в безопасности. Она была надежно укрыта от кутерьмы окружающих ее костюмов и великолепных платьев.

– Ты здесь самый красивый мужчина, – сказала она с восхищением, к которому примешивалось изумление.

Его брови поднялись, но тут он, должно быть, решил принять комплимент, а не усомниться в нем, и усмехнулся.

– Что ж, значит, я достоин моей спутницы.

Она благодарно взглянула на Патрика снизу вверх, но червячок сомнения шевельнулся. Уж слишком легко и просто он сделал ей комплимент.

По сравнению с той обувью, которую она видела, когда они поднимались по мраморной лестнице, ее начищенные до блеска сапоги выглядели потертыми. Да что уж там, они действительно поцарапаны, и платье у нее слишком простое, по сравнению с шикарными нарядами окружающих ее женщин. Сколько же всего он наговорил ей только для того, чтобы казаться галантным?

Патрик увлек ее вниз по лестнице, потом через площадь. Отойдя от театра и толпы, прижал ее к уличному фонарному столбу и поцеловал.

И еще поцеловал.

И опять поцеловал.

Поцелуи были голодными, страстными и глубокими. Она была рада, что может удовлетворить свою растущую потребность в них. Несколько проходящих мимо пар послали им дразнящие поздравления, и только тогда Патрик поднял голову.

Его аристократический рот поэта казался мягче и чувственнее. Патрик опять обвил ее рукой.

– Может, кофе хочешь? Вон Café de la Paix[77].

Толпа элегантных театралов уже начинала занимать дорогие столики.

– Не так чтоб очень.

Сара отвела взгляд от толпы и опять посмотрела на него. Свет уличного фонаря мерцал в его волосах, украшая их золотым сиянием, а лицо оставалось в тени. Сара чувствовала себя более застенчивой, чем обычно, наверное, потому, что не следовало ей так… интимно держать его руку в полутемном, волшебном театре.

– Я просто не хочу, чтобы вечер закончился, – призналась она.

Он улыбнулся и взял ее руку.

– Завтра у тебя выходной. Мы никуда не спешим.

– Но тебе же завтра на работу?

– Это не важно.

И, увлекая ее, он направился к Монмартру.

Ее восприятие ночных улиц изменилось благодаря Патрику. Теперь не надо было ни остерегаться стоящих группами мужчин, ни самой уходить с чьего-то пути, ни смотреть под ноги – Патрик вел ее, обходя препятствия, при этом сам, казалось, вообще не смотрел на дорогу. Из окон ресторанов и баров, мимо которых они проходили, на них лились потоки света. Рядом с Патриком Сара чувствовала себя не просто ночной прохожей, а счастливой женщиной в сверкающей парижской ночи. Они шли по улицам без определенной цели – просто им хотелось быть друг с другом.

Никогда в жизни не решилась бы Сара идти через Pigalle[78] ночью самостоятельно, но одно лишь присутствие Патрика успокаивало, и кричащие неоновые рекламы секс-шопов и кабаре казались просто забавными. Когда они шли мимо Musée de l’Érotisme[79], он сделал вид, что прикрывает ей глаза рукой, чтобы она не увидела в витрине столетний деревянный стул с большим резиновым языком на колесе, которое мог крутить сидящий на стуле человек, чтобы язык проходил по… ну, по некоторой интимной области. Правда, было похоже, что в теории это работает лучше, чем на практике. Когда до Сары дошло, на что она смотрит, то, чтобы не вскрикнуть, пришлось зажать себе рот рукой. Она искоса взглянула на Патрика. Он тут же задумчиво повернулся к витрине, а потом притворился, что очень заинтересован чем-то в глубине.

Сару душил смех. Он прорывался коротким хихиканьем, и Сара не знала, что с этим делать. Тем более что по большей части он вырывался через нос, обжигая его изнутри.

– Прости, я просто представила себе… процесс, – призналась она, и теперь уже Патрик не удержался. Он громко рассмеялся, запрокинув голову, и его смех звенел, улетая в ночное небо.

Радость быть с ним захлестнула Сару. Патрик был удивителен – яркий, большой и прекрасный. Он крепко обнял ее, наклонился и тихо сказал: