Флинн вскочила так стремительно, что «Экспресс в экспрессе» слетел со стола. На другой стороне прохода в её сторону обернулся третьеклассник.

– Да, знаю-знаю: ш-ш-ш, – закатив глаза, прошептала Флинн и заставила себя сесть. Нужно обязательно найти авторов. С бьющимся сердцем она склонилась над газетой и выдрала из неё обе части статьи.

Подняв голову, она встретилась взглядом с Гарабиной. Та сидела на своём месте в середине вагона, как королева в окружении свиты, и, сузив глаза, наблюдала за Флинн. Поспешно засунув статью в карман брюк, Флинн крутнулась на банкетке к окну. Снаружи к окнам плотной стеной подступал моросящий дождь. Слушая тихое шуршание дождевых капель, Флинн впервые за много лет чувствовала себя полной жизни. Словно в тихом предчувствии зимы заключалось и предчувствие счастья.

До того как вечером ещё раз попытаться навестить Фёдора, она хотела расспросить Пегс и Касима об «Экспрессе в экспрессе».

Они сидели в столовой за ужином. Звяканье столовых приборов перекрывало стук колёс, и в стёклах окон в наступающих сумерках можно было увидеть только своё отражение.

Флинн с беспокойством наблюдала, как Касим до краёв наполнял супом минестроне с фасолью и савойской капустой одну, вторую, третью, а затем и четвёртую тарелку и проносил их каждую в отдельности мимо учительского стола. Когда на пятой тарелке терпение мадам Флорет лопнуло и она устроила Касиму головомойку, он, похоже, был страшно доволен собой. Улыбаясь от уха до уха, он сел рядом с Флинн и притянул к себе первую тарелку.

– Ты вообще когда-нибудь бываешь сыт? – с интересом спросила Флинн.

Чаще всего она находила меню Рейтфи бесподобным, поскольку в Брошенпустеле каждый день ели только чёрствый хлеб. Но иногда супы у него получались какими-то комковатыми, пузырились и, казалось, жили во рту своей собственной жизнью. Как сегодня.

Касиму это, видимо, ни капли не мешало.

– Не-а, – сказал он. – Возмущением мадам Флорет – никогда. Я хочу, чтобы она завелась не по-детски. Ещё пяток десертов – и для списка потянет.

Флинн посмотрела сначала на Пегс, а затем на Касима. Опять этот странный список! Пегс предупреждающе покачала головой, но Флинн всё-таки спросила:

– Ты о чём? Что за список?

Пегс недовольно охнула. Касим, смеясь, собрался было что-то ответить, но она тут же прервала его:

– Поверь, тебе это будет совсем неинтересно. Обыкновенные мальчишеские глупости. – Наклонившись поближе, она сказала: – Вроде как эксперимент на тему «Стратегия и уверенность». – И, помолчав, добавила: – Во всяком случае, по мнению Касима.

– Понимаю, – расплывчато ответила Флинн. На самом деле она думала о статье про Йонте. Она вытащила её из кармана.

Касим рядом с ней бросил ложку в тарелку с супом.

– Скажите, откуда у женщин эта привычка – говорить о мужчинах в их присутствии так, словно их тут и близко нет? – Голос у него звучал обиженно.

От соседнего стола мгновенно донёсся ответ Гарабины:

– Мужчины? А где тут мужчины?

Касим набрал в лёгкие побольше воздуха. Пока он не обернулся и не начал препираться с Гарабиной, Флинн выложила на стол газетную статью:

– Что вы об этом скажете?

Пегс отодвинула в сторону свою крошечную порцию минестроне.

– Ничего, – сказала она, пробежав глазами статью. – Потому что никому не известно, кто эту газету выпускает. В начале года я хотела сотрудничать с редакцией – ничего не вышло. Подобраться к этим людям просто нереально.

Касим незаметно взял тарелку Пегс.

– Ничего удивительного, ведь это настоящий трэш, – сказал он, загружая в рот полную ложку.

Пожав плечами, Пегс вернула статью Флинн. Но не успели пальцы Флинн коснуться бумаги, как, спикировав сверху, чья-то рука подхватила листок в воздухе, как ястреб воробья.

– Большое спасибо, Гарабина, что предупредила! Это corpus delicti[14]. – Мадам Флорет возникла у их стола мгновенно, словно выросла из-под земли, и теперь рассматривала газетную статью округлившимися глазами. – Вы её читали? – спросила она. Лицо её под слоем косметики побледнело, а голос дрожал.

– Нет, – быстро сказала Флинн.

Мадам Флорет явно пыталась обрести равновесие. Флинн никогда ещё не видела её такой неуверенной.

– То, что вы порвали, – сказала мадам Флорет, – является собственностью поезда! – В мгновение ока она смяла листок, промаршировала в конец вагона и, с усилием открыв дверь, выбросила его наружу.

– Нет! Нет! – вскричала Флинн. Но ветер унёс скомканную бумажку раньше, чем она замолчала. – Это была… моя новая надежда.

– Что? – переспросила мадам Флорет, судя по всему, уже пришедшая в себя. – Это было что, Хтигаль?

– Ничего, – пробормотала Флинн.

Мадам Флорет посмотрела на неё сверху вниз.

– Советую вам это запомнить. – Она повернулась, чтобы уйти, но задержалась. – Йоунс-Касим, смойте уже наконец эту ужасную краску с волос!

Флинн мало говорила в этот вечер. Она молча помогала Фёдору тренироваться к дуэли-паркуру: считала, сколько раз он отжимается, ассистировала, когда он в качестве упражнения в тяжёлой атлетике поднимал брикеты угля, и опустошила между делом несколько бутылок крем-соды.

Она дико злилась на мадам Флорет, на Гарабину и на весь мир. Но в первую очередь на саму себя – за то, что так неосторожно обошлась со статьёй из «Экспресса».

Когда они наконец отправились к спальным купе, десятичасовой гонг уже прозвучал. Вагоны сиротливо пустовали, только тихо постукивали колёса да с потолка первого вагона для самостоятельных занятий смотрел Стефенсон. Из щелей под рулонными шторами внутрь просачивались тени, а когда открывались железные двери, по вагону разносился вой холодного ночного ветра.

В вагоне, где проходили занятия по героизму, Фёдор остановился:

– Смотри-ка, плеяды. Разве они не прекрасны!

– Что-что? – Флинн вслед за Фёдором взглянула на потолок. У неё перехватило дыхание.

– Звёздное скопление, – пояснил Фёдор. – Плеяды.

Флинн было совершенно всё равно, кто или что называлось плеядами. Она глазам своим не верила:

– Фёдор, это похоже на… на сияние в твоих глазах!

Потолок, по которому днём скользили созвездия, мерцал, словно усыпанный бриллиантами. Сияние было таким мощным, что заливало весь вагон. Флинн казалось, что она окружена сотнями серебристых светлячков.

– Так всегда бывает только по ночам, – сказал Фёдор. – Поэтому я и хотел потренироваться подольше. Ты сегодня такая печальная. – Он пригладил волосы на затылке. – Тебе нравится?

Флинн рассмеялась: