Поговорив с клиентами, я осталась на ресепшене, чтобы разобрать бумаги и подготовить все на завтра. Я занималась этим с полчаса, когда пришел Василий. Он облокотился о стойку, включил – видимо, по привычке – ночник матери и надолго остановил на нем грустный взгляд.

– Шарль проводит Габи, так безопаснее.

– Классная идея, но наш Габи сегодня был в ударе, – ответила я с улыбкой. – Он получил настоящее удовольствие от того, что провел с тобой часть дня, и вечер удался. Давно мы не видели его таким веселым.

Он улыбнулся мне в ответ и устало провел по лицу:

– Помню, каким он был двадцать лет назад… Я не ожидал, что он настолько постареет.

– Его раздавила смерть твоего отца, – объяснила я и тут же разозлилась на себя, хоть это и было правдой.

– Ничего удивительного.

Тяжелая тишина продержалась несколько секунд, затем он усмехнулся:

– Сообщение о большом летнем празднике взбодрило его. Мама мне не говорила, что ты собираешься соблюсти традицию, невзирая на смерть отца и ее отъезд.

– Ты недоволен?

Моя реакция как будто удивила его.

– Вовсе нет! – искренне заверил он. – Я просто не думал, что когда-нибудь снова буду присутствовать на празднике «Дачи»… Как-то странно.

Произнеся эту загадочную фразу, он отошел от стойки:

– Ты еще остаешься?

– Нет, пора закрывать лавочку!

Он расплылся в улыбке, широкой на этот раз.

– Ты права. Спокойной ночи, Эрмина, и до завтра.

Он, не мешкая, направился в сторону родительского крыла, покачивая головой, словно продолжал беззвучный диалог с самим собой.

После недавних ярких событий обыденность последующих дней казалась даже странной: никаких неожиданных гостей, никаких новых работ на территории, никаких воспоминаний былых лет. Я радовалась спокойствию, которое, впрочем, сильно смахивало на затишье перед бурей. Василий мог ничего не говорить, я и так догадалась, что он успешно справился с разницей во времени. Когда я утром приходила на кухню, полный кофейник не ждал меня на столе.

Я вернулась к своим рабочим привычкам, но при этом меня не покидала мысль, что где-то по «Даче» бродит Василий. Он закончил последние переделки в дровяном сарае, заказал дубликаты ключа и принес их мне на стойку. Он проводил много времени в отцовском гараже, занимаясь большой уборкой, которую так и не сделал Джо. Я не пыталась понять, зачем ему это нужно. Он здоровался с гостями, беседовал с ними, отдавая едва заметное предпочтение иностранцам. Иногда, чаще по утрам, он заходил в отель с наушниками, разговаривая по телефону, и тут же закрывался в апартаментах Джо и Маши. Вечером мы пересекались на кухне у Шарли и часть ужина сидели за столом вместе. Он взял на себя ночник в холле, чтобы я могла из ресторана идти прямиком на маслобойню. Я привыкла к его присутствию, он снова вписался в мир «Дачи».

В тот день я делала свой обычный обход, проверяя, во всех ли вазах с цветами свежая вода, и столкнулась с Василием в коридоре последнего этажа. Его абсолютно не смутило, что я застала его за обследованием отеля. Он объяснил, что ему никогда не попадались фотографии ремонта на этом этаже и было любопытно, как все получилось. Я сказала, что без ключа ему не удастся оценить размах перемен. Я спустилась в холл, посмотрела, не ждут ли меня, после чего поднялась к нему с мастер-ключом. Открыв дверь, я пропустила его вперед. Он обошел помещение, изучая каждую деталь, и, судя по выражению его лица, был по-настоящему впечатлен, его восхищение было искренним.

– Я даже представить себе не мог такой потрясающий результат, просто не верится. Как вспомню, что тут было раньше!

– Классно тут было! – ответила я, как всегда почувствовав ностальгию по двум годам в своей голубятне.

Он посмеялся над моей явно неадекватной реакцией, которая, однако, была криком души. Любая критика в адрес моего убежища, моего рая, была мне нестерпима. Но он этого знать не мог.

– Твоя комната была здесь? – Василий указал правильное направление.

Я кивнула, меня тронуло, что он помнит. Он прошелся по номеру, открыл окно, выходящее во двор, и свесился вниз. Долго молчал, после чего повернулся ко мне, и я встретила его пронизывающий взгляд.

– Тебе было удобно следить за всеми, кто приходил и уходил.

– Ага, – пробормотала я.

– Тебя, наверное, часто будил булочник с его доставкой, правда?

Я была уверена, что ему хочется выяснить, помню ли я его отъезд.

– И не только булочник, – ответила я.

– Ты помнишь…

Василий снова стоял ко мне спиной, подняв лицо к небу и глубоко втягивая в себя воздух. А потом вдруг постучал костяшками пальцев по подоконнику:

– Не удивлюсь, если этот номер не часто пустует.

С улыбкой, словно и не было только что никаких намеков, он снова прошел по комнате к двери. Перерыв на воспоминания завершился, и я почувствовала облегчение, потому что мне не понравилось смятение, которое неизменно охватывало меня, если речь заходила о времени, когда он еще был здесь. Потом я долго приходила в себя.

– Прими мои поздравления! Я знаю, что за этот успех мы… «Дача» должна благодарить тебя. Завершай свой обход, отпускаю тебя. И спасибо за экскурсию.

– Пожалуйста.

Через несколько часов я снова увижу детей. Я была очень рада, хотя, честно говоря, не успела по ним соскучиться. Удачно, что приезд Василия пришелся на ту неделю, когда дети были с Самюэлем. Иначе вряд ли я бы все разрулила. А теперь я успела освоиться, скажем так…

Василий ворвался в холл. У меня округлились глаза от удивления, когда я увидела его в костюме, безупречно выглаженной рубашке, тщательно выбритого – только сейчас я заметила, что после приезда сюда он отпустил бороду, – с ноутбуком в руке и папками под мышкой.

– Эрмина, извини, пожалуйста, не можешь ли пустить меня в кабинет на час или два?

– Эээ… да… конечно… только заберу то, что может понадобиться.

– Спасибо.

Он прошел к столу, отодвинул мои бумаги и ручки, разбросанные как попало, и постарался максимально аккуратно сложить их в сторонке. Он был напряжен, явно торопился, и это резко контрастировало с той небрежностью, которая появилась у него в последние дни.

– Все в порядке?

Он раздосадовано улыбнулся:

– Через несколько минут у меня начинается совещание, а я, сказать по правде, начисто о нем забыл. Гостиная и кухня родителей – не самая подходящая обстановка, если я хочу убедить собравшихся, что я хоть и далеко, но по-прежнему крепко держу бразды правления.

Он был на пределе, его взвинченность бросалась в глаза, он сжимал и разжимал кулаки, стараясь сохранить невозмутимость. Таким я его не видела ни разу за всю эту неделю.