Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот! — мрачный касадор сунул ему под нос бумажку.
— И что это, метен? — замялся рив, чуть отстраняясь от бумаги, потому что она практически касалась его носа.
— Это лицензия. На проведение вспомогательной ростовщической деятельности, — ответил за мрачного «ибериец». — Посодействуете, метен рив?
— Я, пожалуй, просто проконтролирую… — заметил рив, изо всех сил пытаясь вспомнить, что значит термин «вспомогательная ростовщическая деятельность».
И тоже уступил дорогу. Но тут память, наконец, услужливо подсказала, что за термин сейчас прозвучал в стенах ростовщической конторы, и ему немного поплохело…
Потому что за красивым названием значилось только одно: касадоры пришли выбивать долги. И поскольку ни рива, ни жендармов, ни мэра они в конторе застать не рассчитывали… Рив с сочувствием посмотрел на сжавшегося в комочек ростовщика.
— Ты нам денег должен, пузо! — сурово сообщил бедолаге «западный франк», а мрачный касадор хрустнул костяшками пальцев.
— Я никому… Ничего!.. — залепетал ростовщик.
— Ваша ли эта расписка, метен? — участливо осведомился «ибериец».
И выложил на стол бумажку, в которой ростовщик когда-то собственноручно расписался за приём на хранение денег некоего Леопольда Пастора…
— Моя, но… — несчастный, видимо, ещё пытался опознать в вошедших милого пастуха Польди. И, к своему сожалению, никак не мог.
— Так вот… Теперь ты должен мне! — немногословно сообщил ему «мрачный» касадор, выложив на стол ещё одну бумажку.
Ростовщик опасливо ознакомился с содержимым. И, побледнев, принялся перебирать лацкан сюртука вспотевшими пальцами.
— Но… Но… Но я не могу!
— Боже мой… — огорчённо выдохнул «ибериец». — И это вы говорите нам?! Нам, людям, милостью Господа выживающим там, где никто не может?! Да побойтесь Бога!
Мэр, наконец, взял себя в руки. И смело шагнул к касадорам со спины:
— Метены! Я бы попросил вас покинуть офис городской службы! Офис закрыт!
— О нет, метен мэр! Нет! Это не офис городской службы!.. — повернулся к Шарлю Уху «ибериец». — Это притон! Притон гнусного должника! Отказавшегося платить по долгам своим! Заверенным городским ростовщиком! Освящённым рукой святого отца города, да примет Господь душу его!
— Но он и есть ростовщик… — глядя на Хундерстюка, пролепетал мэр, снова сбитый с толку.
— Тем страшнее его грех! Сколько раз вразумлял он неразумных о необходимости платить! Сколько раз призывал к ответственности по отношению к деньгам! Сколько раз, проливая потоки слёз, под давлением обстоятельств, вынужден был отправлять к заблудшим овцам таких, как мы! — распалившись, «ибериец» сверкнул глазами и стукнул рукой по столу. — И какой пример он подаёт людям?! Какое беззаконие творит, пользуясь своим положением?! Что он нам говорит, пороча освящённый церковью долг?!
— Сейчас ты, пузо, на своей шкуре почувствуешь, каково это — долги не платить! — злорадно пообещал «западный франк» бледному, как мел, ростовщику.
— Где?! Мои?! Де-э-э-эньги?! — заревел «мрачный» касадор почти в лицо несчастному Жульену Хундерстюку.
— У меня их забрали!.. Метены!.. Прошу!..
— Да мне плевать! — рявкнул «мрачный», а потом схватил со стола дорогое металлическое писчее перо, вогнал его в ещё более дорогое сукно обивки и начал медленно проворачивать, как сверло.
При этом по всей конторе разносился препротивнейший скрип гнущегося металла и хруст дробящегося дерева. Дорогого, между прочим, дерева!..
— Мне плевать, почему не можешь отдать! Я пришёл за деньгами! — «мрачный» вращал глазами, как сумасшедший, и ревел, как взбесившийся медведь.
— Не может же у столь почтенного человека не быть тайничков, припрятанных на чёрный день! — весело засмеялся «ибериец», как бы пытаясь разрядить обстановку.
— Нет! — затравленно пискнул ростовщик, глянув на мэра и рива. — Ничего нет!
— Плохо быть тобой… — быстро и печально ответил «ибериец».
А «западный франк» вообще влепил ростовщику звонкую затрещину:
— Н-на! Пузо!..
— Метены!.. Прекратите!.. Прошу!.. — пытаясь руками прикрыться от второй затрещины, заверещал бедолага.
— Де-э-э-эньги! — взревел мрачный прямо в лицо ростовщику. — Где?!
— У меня нет!.. Метены!.. Ай!.. О-о-о!..
На этот раз прилетело и от «иберийца», отвесившего пощёчину, и от «западного франка», легонько влепившего прямо по рёбрам. И, главное, всё было в рамках закона!.. Никакого откровенного членовредительства…
«Мрачный» драться не стал. Вместо этого он вырвал перо из прокрученной дырки и принялся выводить по дорогому сукну позорное слово: «ДОЛЖНИК».
— Где де-э-э-эньги?! — ревел он, глядя на ростовщика налившимися кровью глазами.
— Кажется, метен, он немного выходит из себя! — с должным сочувствием заметил «ибериец» — Давайте-ка мы вас потренируем перед более близким знакомством с нашим другом!
— Ай!.. А!.. Прекратите! — взвизгнул ростовщик от новых затрещин.
— Да это просто грабёж! — наконец, не выдержал мэр.
— Во Славу Божию! И, к счастью благословенного Дефромаг-града, вы понимаете это, метен мэр! — немедленно отозвался «ибериец». — Потому как в гордыне своей власть имущие и богачи думают, что никогда не попадут в такую ситуацию! Но вы!.. Благодетель обездоленных и страдающих!.. Уверен! Вы обязательно простите всех тех несчастных, кто досадно ошибся, получив в долг!..
— Где?! Мои?! Де-э-э-эньги?! — продолжал реветь «мрачный», ставя в конце слова «ДОЛЖНИК» жирную точку.
— Я не… — пролепетал мэр, вовсе не готовый отказываться от такой статьи дохода, как процент с ростовщичества.
— А-а-а-а!.. — закричал ростовщик, которого в этот момент «западный франк» прихватил пальцами за сосок и принялся с выражением мрачной решимости его крутить.
— Тайнички-тайнички-тайнички! — «ибериец» немедленно вернулся к ростовщику и принялся шептать ему на ухо, под конец почти пропев. Кстати, весьма недурным голосом. — Зана-а-а-а-ачка!
— Последний шанс, пузо! — радостно крикнул «западный франк», хватаясь за второй сосок.
— А-а-а-а! — завизжал ростовщик.
— Иначе мы спустим с цепи этого!.. — «ибериец» указал на «мрачного», который как раз завязывал в узелок писчее перо.
— Долги! Надо! Возвращать! — сообщил ростовщику «мрачный».
И тут Жульен Хундерстюк вдруг понял, что совершенно не готов сегодня получать по морде. Вот совершенно! Морду он свою любил — и так долго откармливал, что рассчитывать на промах ему никак не приходилось. Кулаки мрачного касадора и так были большими, а тут и пуля — снаряд, и мишень — полнебосвода.
— Меня ограбили! — возопил он, мигом переводя стрелки. — Меня ограбил метен мэр! Все деньги выдаются через него!