— Произошла глупейшая история. Когда вы узнали о моем аресте?

— Через два дня.

— От кого?

— От моего верного агента. Где их теперь взять — верных-то? — Лесток положил еще одну таблетку в рот и спрятал коробочку в карман. — Плачу много, вот и верный. Я вначале не поверил — вы неприкосновенное лицо! Как можно? Но мой агент обычно не врет.

Об аресте рыцаря Сакромозо в покоях великой княгини Лестоку рассказал Бергер. Лейб-медик не спрашивал у своего осведомителя, как он узнал об этом. У хитрой бестии Бергера были свои тайны, и Лесток совсем не был уверен, что курляндец только ему продал эти сведения. Плати — и всевозможные секреты будут в твоем кулаке.

— Произошла глупейшая история, — повторил Сакромозо. — Вместо меня арестовали кого-то другого. Чудовищная страна, эта Россия!

Лесток вдруг расхохотался. Он опять чувствовал себя бодрым и готовым к любым неожиданностям.

— Недостатки России обсудим в другой раз. А вы всю неделю, даже больше, были на свободе? Не грешно ли не поставить меня в известность? Почему вы торчите в этой дыре?

— А потому, что эта дыра единственное надежное место в вашем славном городе! — с раздражением крикнул Сакромозо. — Арестованный назвался моим именем.

— Но это абсурд!

«Какой нервный молодой человек, — думал Лесток, с удовольствием наблюдая за Сакромозо. — Ишь как пальцами хрустит!» Лейб-медик уже забыл, как метался по кабинету после известия, полученного от Бергера, как клял себя за излишнюю болтливость. И добро бы одна болтливость, но ведь он расписки давал и цифры называл… Страшно подумать, как мог бы очернить его, Лестока, этот бледный рыцарь, если бы его как следует тряхнули в Тайной канцелярии.

— Зачем ему это, помилуй Бог? — продолжал Лесток благодушно.

— Этого я не могу понять. Более того. Прошло десять дней, а этот арестованный, пребывая в крепости, продолжает хранить свою тайну. Зачем? Может, он любовник великой княгини и решил скомпрометировать меня?

— Но как вы узнали о собственном аресте? — К Лестоку вернулась серьезность, здесь было над чем поломать голову.

— Узнал…

Сакромозо совсем не хотел откровенничать с лейб-медиком, излишняя откровенность была не в его пользу, особенно если вспомнить, как он стоял на подоконнике за шторой, ожидая, когда офицеры, а может, агенты или полицейские, оставят его квартиру.

А случилось все так. На маскараде он выпил лишнего. С рыцарем это случалось редко, он никогда не пьянел. Так было погано после пробуждения, что он подумал было, не подсыпали ли ему в вино какого-либо сонного зелья. Хотя у русских встречаются столь крепкие напитки, что без всякого сонного порошка можно ноги протянуть.

Весь день и вечер Сакромозо провалялся в кровати, решив никуда не выходить, однако вспомнил об обязательном визите к одной милой даме. Муж у нее был в отлучке, дама была прехорошенькая, в общем, стоило приободриться. Камердинер уже кончил его причесывать, когда раздался стук в дверь, и не просто стук, а громыхание, казалось, били ногами или прикладами. По счастью, в доме из слуг находился только камердинер, он и пошел открывать.

Врожденный инстинкт и привычка к опасности предостерегли Сакромозо, он не вышел к ночным гостям, а на цыпочках подошел к двери. Удивительно, что столько шума производили всего два человека. Строгим, официальным тоном на плохом немецком языке они сообщили камердинеру, что пришли с обыском.

— По какому праву? Я пожалуюсь хозяину! — вскричал камердинер.

— Твой хозяин арестован.

Очевидно, все бумаги у них были оформлены надлежащим образом, потому что камердинер пустил их в дом.

У Сакромозо был выбор — пронзить негодяев шпагой или бежать, не поднимая шума. Он предпочел второе, благо спальня его находилась на первом этаже. Но черт подери этих русских — мало того, что окна у них закрыты намертво, так еще оклеены бумагой. Она с трудом отклеивалась и громко, отвратительно шуршала.

Разбить стекло? Он не успел. Когда эти двое вошли в спальню, рыцарь стоял на подоконнике, сжимая эфес шпаги. Конечно, он не мог совладать со своим любопытством и стал осторожно подсматривать в щелку между шторами за происходящим в комнате.

Пришедшие запалили множество свечей и всерьез приступили к обыску. Как понял Сакромозо, они искали въездной паспорт и прочие документы. Неторопливо обшаривая ящики, сундуки с одеждой, роясь в карманах, они вели неторопливую беседу, перемежая русские фразы немецкими словами. Знай Сакромозо получше этот варварский язык, он обогатился бы весьма полезными сведениями о некой Арине Парфеновне, которая бьет свою падчерицу, и это ей, шельме, даром не прошло — подавилась намедни костью в рыбном холодце, также узнал бы он, чья-то сватья шьет к Троице дорогое платье из шелкового камлоту, а каналья Бергер полностью отыграл в фаро свой старый долг. Между делом один сообщил другому, что при аресте Сакромозо вел себя весьма достойно. Иные за шпагу хватаются или в штаны со страху накладывают, а этот без лишних слов отдал себя в руки правосудия. Вот только документов при нем никаких не обнаружено.

Сакромозо казалось, что он сошел с ума. Когда офицеры стали как попало запихивать в сундук его одежду, а потом сгребли в кулак кольца и сунули их отнюдь не в ящик, а себе в карман, рыцарь с трудом подавил в себе желание соскочить с подоконника и насадить этих двух негодяев на шпагу.

Однако выдержка не изменила Сакромозо, он дал уйти двум мерзавцам. Завтра недоразумение разъяснится, и ему возместят сполна все убытки, как моральные, так и вещественные. Совершенно измученный страхом камердинер запер за негодяями дверь.

— Вы здесь, господин? Я думал, что вы бежали. Простите, но я не мог не впустить их в дом. Документы на обыск подписаны самим Бестужевым. Все ваши бумаги унесли.

Вот здесь можно было сесть, выпить вина и спокойно обдумать ситуацию. Бежать из собственного дома не имело смысла. Вряд ли кто-либо явится сюда во второй раз. Сейчас главное — понять подоплеку этого странного дела.

Первым пришел в голову граф Финкенштейн, но при воспоминании об этом маленьком, чистеньком, кружевном старичке Сакромозо поморщился. В уме посланнику не откажешь, но ведь он трус. Тут же начнет бегать по комнате, стучать своими копытцами по паркету: «Это не мое дело! Я понимаю — недоразумение, но почему прусский посланник должен вмешиваться в дела мальтийского ордена?» Можно было бы ему сказать: «А потому, плешивый козлик, что ты депешу получил, в которой ясно сказано — содействовать! И не твоего ума дело — кому. Хоть мальтийскому ордену, хоть папуасу с перьями!»

Нет, так он ему не скажет. Финкенштейн пока отпадал. Сакромозо перебрал еще несколько фамилий, и Лесток был в их числе, но остановился на Дрезденше.

Новости появились через два дня, и такие, что Сакромозо взвыл от ярости. Дрезденша, а именно Клара Шекк, сообщила от убийстве Гольденберга. Никаких подробностей, кроме убийства на маскараде, но теперь по крайней мере рыцарь понял, что его есть за что арестовывать. Под покровом ночи он перебрался в «веселый» дом и стал измышлять, как ему покинуть Россию — нужны документы, деньги и надежный транспорт, черт подери!