– Сейчас я попрошу тебя кое-что сделать, и ты сделаешь это и не станешь возмущаться и кричать, как я могла так о тебе подумать и как вообще мне такое пришло в голову. Ты обещала, помнишь? – я поймала Варю за подбородок и посмотрела ей прямо в глаза.

– Что такое? – побледнела она. – О чем ты, мам? Я все тебе расскажу, но только… ты меня пугаешь.

– Я сама боюсь, – честно призналась я.

– Можно, я хоть в туалет схожу, а? – попросила она. Я прикусила губу, а затем вздохнула, присела к ней на кровать и положила руку ей на плечо.

– Конечно, можно, Варя. Только вот… тебе придется пописать вот в эту баночку, – и я потянулась, достала с ее стола чашку-непроливайку, в которой Варя обычно полоскала кисточки, когда рисовала. Она одеревенела, я чувствовала, как ее тело стало жестким и сжалось под моей рукой. Дочь дернулась и посмотрела на меня, как на врага народа.

– Что?

– Да, ты пописаешь в баночку. И ты не будешь сейчас кричать, помнишь?

– Ты что, думаешь, что я принимала наркотики? Думаешь, может, я стала пьяницей и курить начала, да? Так ты обо мне думаешь? – возмущение захлестнуло ее через край.

– Ты сделаешь это? – спросила я, нахмурившись.

– Да пожалуйста! – бросила она мне с вызовом. – Ты ничего не найдешь, и тебе будет стыдно!

– Тогда я попрошу у тебя прощения, – пообещала я ей.

– Плевать мне на твое прощение, – бросила мне моя колючая дочь. Я бы так хотела сказать тебе, что я ошибаюсь, что ничего страшного, что все образуется и уже с завтрашнего дня мы начнем забывать все произошедшее, как страшный сон.

– Просто сделай это, – я протянула ей баночку. Она почти вырвала ее из моих рук и направилась к туалету.

– Это просто противно, в конце концов, – сказала Варя напоследок.

– Не шуми, – бросила я ей вслед, но она меня не услышала. Несколько минут я сидела на ее кровати в полной уверенности, что сейчас она вернется с пустыми руками, устроит мне истерику, откажется от теста, и мне придется выкладывать ей всю правду. Она думает, что я хочу найти следы наркотиков в ее крови. Я вздрогнула, подумав, что это ведь тоже возможно. А что, если этот рыжий мерзавец и вправду дал моей дочери попробовать что-то ужасное! Эта мысль заставила меня покрыться испариной.

Это будет настоящий кошмар.

Я должна была сказать ей, какой тест хочу сделать. Нужно было заверить ее, что я не подозреваю ее ни в чем таком. Что верю ей, понимаю, и что женщины совершали одну и ту же глупость начиная от Евы, и продолжают, и будут продолжать до скончания веков. И только этим и живет человечество – черпая жадно из щедрого источника женской глупости. Отпивая жадными глотками от бездонного озера слепой женской любви.

– На, держи! Довольна? – на лице моей дорогой Варвары написано омерзение и гадливость. – Я ничего не принимала.

– Знаю, – мягко кивнула я, доставая из большого кармана моей ночнушки тест на беременность.

– Зачем же тогда все это? – обиженно сплела руки на груди дочь. Я уже держала тонкую тест-полоску на изготовке, и только Варя поставила баночку на стол, я опустила ее туда. Не так часто, знаете ли, делала в жизни тесты на беременность, но знала, как надо. Любая женщина знает это. Свой первый тест я опускала в свою баночку шестнадцать лет назад. Тест был положительным.

– Знаешь, Варюша, это, наверное, у нас семейное, – пробормотала я, выкладывая тонкую полоску на стол. – Я тоже была помешана на сыре. Твой папа тогда замучился бегать, искать его по магазинам. Но мне не нравился сыр с дырочками, я любила горгонзолу.

– О чем ты? – вытаращилась на меня Варя. Затем она перевела взгляд на полоску. – Что это?

– Видишь ли, в последнее время ты ешь сыр на завтрак, обед и ужин.

– И что? – напряглась Варвара. – Тебе жалко, что ли?

– Ни в коем случае, – покачала я головой и бросила короткий взгляд на тест. Две полоски. Что и требовалось доказать. – Мне ничего для тебя не жаль, тем более что ты теперь ешь за двоих.

– Что? – серые глаза, так похожие на папины, распахнулись широко, как два ярких веера, Варя отступила назад и схватилась рукой за спинку кровати.

– Интересно, а какие у ребенка будут глаза? – поинтересовалась я, стараясь говорить ровно и спокойно. Теперь, когда все уже случилось, нервничать было бесполезно. Пристегните ремни, начинается полет в зоне турбулентности.

Потому что не пронесло.

– У какого ребенка? – прошептала Варя, и было заметно невооруженным глазом, как ее охватывает паника.

– Надеюсь, что не рыжеволосого, – честно призналась я. – Да, теперь нам нужно сесть и крепко подумать.

– Мама, ты с ума сошла?

– Я? – удивила меня дочь. – Ну, это не у меня тест на беременность положительный. Хотя, признаться честно, не удивлена. Ты всю жизнь ненавидела сыр, а тут вдруг такое дело. Даже маасдам.

– О боже! – простонала Варя, до которой, кажется, дошло, наконец, что произошло.

– И не говори, – согласилась я. Затем я вышла и потихонечку уничтожила следы преступления: вымыла баночку и бросила ее на полку под ванной. Вряд ли, я думаю, Варя станет полоскать в этой баночке беличьи кисточки, которыми она рисует свои картины. Я еще раз посмотрела на тест. Две ярко выраженные красные полоски. Моя дочь беременна.

Гриша нас убьет. Всех. Сначала он убьет Диму Грачева, затем выкинет из окна Варю, потом пристрелит меня, а только потом примется думать головой.

– Мам, что же делать? – спросила Варя, когда я вернулась к ней в комнату. Я аккуратно расправила ночнушку, села рядом с нею и принялась расчесывать ей волосы.

– Что делать, что делать. Снимать штаны и бегать, – прошептала я. – Хотя это вряд ли поможет. Ладно, девочка моя дорогая, ложись поспи. Поговорим обо всем завтра.

– Как ты можешь спать после такого?! – поразилась она. Я зевнула.

– Утро вечера мудренее, – бросила я, и Варя улыбнулась сквозь слезы. Ох, сколько еще будет слез. Кошмар!

– Спокойной ночи, – прошептала Варвара.

– Вроде того, – согласилась я, тихо сидя рядом и поглаживая Варю по голове, чтобы она уснула. Сама же не смогла сомкнуть глаз до самого утра. Лежала рядом с Гришей и думала о том, что происходило с нами прямо сейчас. Воды вокруг нас были тихими и спокойными, но я знала, что ежесекундно мы становились на одну сотую долю миллиметра ближе к краю водопада. Лавина, сорвавшаяся с вершин Эвереста, уже летела по направлению к нашей крыше. Гриша спал, широко раскинув руки. Дедушка? Интересно будет посмотреть, как он соберется решить это «по-боевому».

Будильник не знает жалости, как и мой дорогой супруг. Я не знаю, в котором часу мне удалось отключиться, но смутно помню, что за окном уже начинало светлеть. Только закрыла глаза на секундочку, и тут же раздались эти невыносимые трели, звон и грохот. Я простонала и попыталась закопаться глубже в одеяло. Мне снились какие-то мужчины, одинаковые, как близнецы, и все в костюмах и солнцезащитных очках. Они гонялись за мной по ночным улицам, а я убегала от них в ночной рубашке и почему-то в старых резиновых сапогах.