Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А Андрюха перекусил уже? — спросил я, с трудом разжевывая жесткое, волокнистое мясо.
— Он три часа назад вышел, с собой взял.
— На крыше караулит?
— Да нет, прогуляться вышел, тут недалеко, должен подойти с минуты на минуту.
Я не стал выпытывать подробности вылазки Андрея, зная наперед, что если Монах не сказал сразу, будет молчать до тех пор, пока не сочтет нужным со мной поделиться. Вместо этого ограничился пространным, совершенно пустым вопросом, тоже не ожидая какого-то определенного ответа.
— Какие соображения?
Он пожал плечами.
— А какие могут быть соображения? Все по плану. Дорогу до «комитета» помнишь хорошо?
— Более или менее, — не очень уверенно ответил я.
— Ну-ка, давай вкратце на словах. — Он отхлебнул из кружки, поморщился и выжидающе уставился на меня.
— Значит, так: тремя кварталами севернее зоопарка, параллельно центральному проспекту есть ответвление трамвайных путей.
Монах понимающе качал головой, мысленно повторяя описываемый мной путь. Я продолжил:
— Километрах в трех севернее от того места в переулке меня подстерегли. Ну, когда…
— Я помню, помню, не отвлекайся.
— Потом строго на север. Там серьезная геомагнитная аномалия, я полтора дня крутился как на карусели.
— Дальше, дальше, — нетерпеливо требовал Монах.
— Все верно, — поддразнил я его, — дальше и дальше.
Он побагровел, раздул ноздри и сказал:
— Ты бы посерьезнее, что ли.
— Извини, просто не смог сдержаться. Дальше, если не попадем под раздачу, нужно пройти километров пять по направлению к центру. Откроется широкая улица, почти не тронутая разрушениями. Вверх по ней, ну, может, полтора-два километра, улица разойдется небольшой площадью, и мы на месте.
Монах молча жевал, я поспешил последовать его примеру, налегая на хлеб и чай: сказывалось обезвоживание после вчерашнего угрюмого застолья.
— В общем, не так уж это и важно, помнишь ты дорогу или нет, — подал голос Монах.
— Почему? — искренне удивился я.
— Нас проведут.
— У нас будет проводник? — еще больше округлив глаза, спросил я.
— И не один. Чего смотришь, малахольный? Тринадцать человек в камуфляже — хорошо вооруженные. Идут указанным тобой курсом. На нашем отрезке движение было в пять часов утра. Значит, они опережают нас на половину перехода, часа на три, три с половиной. Это нас вполне устраивает. Не нужно особо спешить и нет никакого риска натолкнуться на арьергард. Проводим их до места, а дальше будем действовать скрытно, быстро и жестко. Пленных не берем, живых не оставляем. К тому же нас должны поддержать.
— Кто?
— Там видно будет.
Все равно непонятно, зачем нужно тянуть время и уступать наемникам дорогу. Слова Монаха явно расходились с логикой. Ведь необязательно же было афишировать наше присутствие в здании «комитета». И изнутри действовать намного сподручнее, хотя… может, у Монаха и были свои резоны задержать выход и пропустить наемников — не знаю.
Так или иначе, он не убедил меня — не убедил.
Скорей всего дело заключалось в чем-то, во что он не спешил меня посвящать. Многого недоговаривал Монах и о многом умалчивал — дурачил, как младенца леденцом на палочке, то покажет сласть, то спрячет за спиной и состроит страшную рожу. Я безумно устал от недомолвок, но что мог поделать?
Я даже не успел как следует разозлиться на его скрытность, потому что за дверью послышался условный свист. Монах навел неизвестно откуда взявшийся у него в руках дробовик на дверь и только после того ответил уже знакомым тройным посвистом. Дверь отворилась, и на пороге возник Андрей.
Его левая щека была рассечена. Длинная узкая рана еще не подсохла и из нее сочилась кровь. Но в целом его вид, как и прежде, благоухал каким-то нереальным благополучием и просто заражал жизнерадостностью, хоть это было и непросто в наших условиях. В правой руке он держал пулемет с раскрытыми сошками, а на плече, вдобавок к его винторезу, висел короткоствольный пистолет-пулемет с вместительным патронным магазином.
Андрей широко улыбался, было видно, что он доволен собой. Прямо с порога он громогласно отрапортовал:
— Задание выполнено, командир. Группа охранения ликвидирована. Потерь среди личного состава нет.
— С лицом что? — спросил Монах, он тоже сиял и не пытался скрывать этого. Да и для меня уже не было секретом, куда, в какую сторону и за каким интересом прогуливался Андрей, и по факту его возвращения живым и здоровым, с богатыми трофеями, разделял общее радужное настроение.
— А, это? — Андрей потрогал пальцем рану. — Ерунда. Пока одного укладывал, второй, падла, с перепугу стеганул очередью по окну. И меня осколком вскользь задело. Больно, зараза. Но ему это мало помогло, все равно без пальца остался. Гляди, какая машинка.
Он потряс перед собой громоздким пулеметом, радуясь этому железному монстру, словно мальчишка новой игрушке, подаренной на день рождения. В сущности, он и был ребенком; большим улыбающимся ребенком, способным на убийство; ребенком, у которого никогда не было детства. Играющим в свои страшные игры, которые ему подкидывает жизнь. Ему не суждено повзрослеть, поскольку взрослость накрыла его с рождения — вмиг и с головой.
Андрей прогромыхал своими огромными сапожищами в комнату, в которой мы спали. Я невольно поежился его странным привычкам, и, проводив взглядом, спросил Монаха:
— Он что, у всех пальцы отрезает?
— Нет, только у тех, кто ему не нравится. А что касается наемников, то у него с ними свои счеты. Так что не бери в голову.
— А-а-а-а… — протянул я, нисколько не завидуя бравым парням, которым еще предстояло пополнить коллекцию Андрея своими пальцами.
Позавтракав, мы занялись экипировкой.
И тут открылась существенная проблема.
У Монаха, при всем богатстве выбора вооружения, ощущалась серьезная нехватка боеприпасов. Тут пришлись, как нельзя кстати, мои собственные запасы. Пять полных пулеметных магазинов емкостью сорок пять патронов. Один в автомате, четыре в гнездах разгрузки давали мне значительную фору в предстоящей кампании. У Монаха с Андреем было всего полторы сотни патронов для «калашникова» на двоих (немало конечно, но и не так чтобы много), поэтому я с легким сердцем отдал им свои заплечные припасы. Тем самым заметно облегчив свою ношу и утяжелив наши общие шансы на выживание. Кроме того, у Монаха было два десятка зарядов к дробовику, а у Андрея три обоймы к винторезу плюс крупнокалиберный никелированный револьвер с пятью выстрелами. Гранаты мы тоже разделили по-братски. Все выглядело так складно, будто заранее готовился к подобной акции и именно в таком составе. Даже удивительно, почему я не удивился подобному раскладу. Видимо, так заложено в программе.