Я звоню Джеймсу, чтобы узнать, как поездка, но приходится оставить голосовое сообщение. Затем смотрю отвратительный фильм, валяясь в постели и поедая чипсы с сальсой. Звонит Крис, но я его игнорирую. Наверное, впервые я не отвечаю на его звонок, поэтому он пишет мне сообщение. Решил, что я легла спать, и позвонит завтра.

Я швыряю телефон на пол. Возможно, моя злость необоснованна, но сейчас мне плевать на это. Я выключаю свет и с головой залезаю под одеяло.

А что, если Крис испытывает сожаление по поводу своей свадьбы, по поводу Дженнифер?

Это глупо. Прошло много времени. Он очень сильно меня любит. Он предан мне. Он обещал, что наши отношения нерушимы.

Конечно, я заставила его это сказать, пока мы занимались сексом.

«Он любит меня. Он любит меня», – повторяю себе снова и снова.

Просто сейчас я ощущаю злость и позволяю ей овладеть мною.

Мне ужасно одиноко, и это напоминает об одиночестве Сабина. Невыносимо, что ему тоже приходится испытывать подобное. А потом я напоминаю себе, что сейчас нельзя думать о нем слишком много.

Мы с ним зашли на опасную территорию, это ясно как божий день, и я до смерти боюсь, что не выберемся оттуда без последствий.

Следующий день длится, кажется, целую вечность. Я продолжаю игнорировать Криса. Не желаю снова звонить Сабину. Вообще ничего не хочу делать.

Снова меряю шагами опустевший дом. Я уже на шестнадцатом круге между кухней и гостиной, когда слышу гул самолета. Или поезда. Или…

Что это?

Останавливаюсь и прислушиваюсь. Затем опускаю взгляд на ноги. Мне кажется, что они двигаются, но на самом деле это не так. Шум нарастает, и внезапно я слышу звон посуды. Быстро разворачиваюсь к кухне. Да, тарелки действительно стучат друг о друга. По всему дому распространяется грохот, и меня охватывает паника, когда, наконец, понимаю, что это землетрясение.

Абсолютно не представляю, как будут развиваться события. Вдруг дом рухнет или провалится в разлом.

Я ни хрена не знаю о землетрясениях.

Сердце гулко колотится, пока я неподвижно стою посреди комнаты.

Середина комнаты? Погодите, это неправильно. Мне нельзя здесь находиться.

Наверное, нужно встать в дверном проеме.

Усилием воли я заставляю ноги двигаться и располагаюсь в дверном проеме прихожей.

Через какое-то время снова воцаряется тишина, нарушаемая лишь моим дыханием. Я слышу, как судорожно хватаю воздух от страха.

В голове гудит, а руки покалывает. Я остаюсь на месте, сильно сомневаясь, что можно двигаться. А еще я понятия не имею, закончились ли толчки или еще продолжатся.

Я ни черта не знаю о землетрясениях!

Ну, за исключением очевидных фактов, что нельзя стоять под люстрами и так далее, поэтому я сильнее прижимаюсь к косяку и молюсь, чтобы стена оказалась несущей.

Звонит телефон, и я принимаю вызов, даже не глядя на экран.

– Алло? – Да уж, голос у меня сейчас странный.

– Ты в порядке?

– Сабин?

– Ага. У вас все хорошо?

– Я одна, – отвечаю на автомате, – Крис уехал из города на несколько дней. У меня странное ощущение в ногах.

– У тебя все хорошо? – еще настойчивее интересуется он.

– Мне это не нравится. Это… это еще повторится? Как все происходит обычно?

– Я в десяти минутах от тебя. Скоро буду.

Он отключается, и я не успеваю ничего ответить. Мне не очень хочется покидать арку, поэтому я остаюсь на месте и подозрительно оглядываю комнату, ожидая, что произойдет дальше.

– Калифорния – отстой! – кричу я. – Ты должна быть идеальной и прекрасной, а этот отпуск просто какая-то фигня!

Неудивительно, что Калифорния не реагирует на мои жалобы.

Я все еще стою на месте, когда распахивается входная дверь, заставляя меня подпрыгнуть и испустить вопль ужаса.

– Прости! Господи, прости! – Сабин поднимает руки и останавливается. – Это всего лишь я. Прости еще раз. Все хорошо.

Я прижимаю ладонь к груди и перевожу дыхание.

– Ничего не хорошо, черт побери.

При появлении друга я снова начинаю нервничать. Поразительно, насколько мне сейчас трудно видеть его. Я очень ждала и одновременно сильно боялась встречи.

– Ни фига не все в порядке, – еще более раздраженно сообщаю я.

– Знаю, – отзывается он, – я в курсе.

– Нам нужно поговорить, тебе и мне.

Сабин одаривает меня долгим взглядом.

– И это тоже знаю. – Он шагает ко мне. Замечаю на его скуле все еще приличный синяк после драки той ночью. – Ты собираешься выйти из проема?

– А еще толчки будут?

– Возможно. Может, и нет. Трудно сказать. Мир ведь так изменчив, да?

Это один из немногих случаев, когда Сабин выглядит серьезным. Никаких шуток, резких подколов и двусмысленностей.

Он снимает кожаную куртку и кладет ее на стол. А потом спокойно подходит ко мне и протягивает руку.

– Земля может провалиться под нами в любой момент, но мы не в силах это предотвратить. Так что давай.

Я принимаю его руку. Лучшее ощущение в мире – снова почувствовать знакомое прикосновение, но я только с грустью смотрю на наши ладони.

– Кажется, что все рушится, – произношу я.

– Мне тоже.

Теперь смотрю ему прямо в глаза. Он измучен не меньше моего. Уж я-то вижу.

– Мне страшно говорить с тобой. Меня пугает твое поведение. Я не хочу усугублять ситуацию, но нам нужно поговорить… о Крисе, потому что у тебя какая-то огромная проблема с ним, которую я не понимаю. И… – я запинаюсь, – нам нужно поговорить о нас, Сабин. И это должен быть честный разговор, потому что с нашими отношениями что-то идет не так.

Друг нервничает точно так же, как и я, и излучаемая им тревога находит отклик в моем сердце.

Некоторое время он молчит.

– Лучше бы нам этого не делать, – говорит он.

– Мне бы тоже не хотелось.

– Но, боюсь, у нас не осталось выбора.

Я заставляю себя дышать и сосредоточиться на цели. Боль буквально разрывает сердце в клочья.

– Сабин, что с нами происходит?

Он долго собирается с мыслями.

– Я не уверен. Просто осознаю, что рядом с тобой чувствую себя в безопасности, кажусь счастливее и лучше во всех возможных отношениях. И это меня беспокоит. Очень.