Прошло два дня. На мельницу у них так и не хватило духу заглянуть, да и Жуге нездоровилось — несмотря на перевязку, рана воспалилась, началась лихорадка. Снаружи он почти не бывал, все больше лежал, о чем-то размышляя.

Ила, напротив, часто уходила в лес. Приносила ягоды, грибы, клюкву с болот. Иногда — рыбу. Где она ее ловила и главное — как, двум друзьям узнать так и не удалось. Жуга во время своих коротких вылазок собирал у озера какие-то травы, мох и ивовую кору, сам же и готовил настои, нередко — даже горячие, и тут уж у Олега вовсе ум за разум заходил: огня они не разводили. Он догадывался, что без колдовства тут не обошлось, но распознать его не смог — учился он однажды магии, да так недоучкой и остался.

Олег рассказал другу, как нашел его в этом убежище, ведомый сперва лисой, а после — бобрихой, но тот лишь пожал плечами и объяснить ничего не смог.

— Я и сам-то не помню, как тут очутился, — хмуро сказал он.

От Илы об этом тоже ничего узнать не удалось — она почти не говорила, лишь смотрела с грустью, если ее спрашивали, и только раз, когда разговор зашел о мельнице, вдруг заволновалась.

— Что случилось? — Жуга приподнялся на локтях. — Тебе страшно? Чего ты испугалась?

Та покачала головой.

— Он… там… — она сделала непонятный жест рукой.

— Геральт? — спросил Олег, — или… тот, второй?

— Нет, нет… — И палец ее снова очертил окружность. — Там, давно-давно… Он там… один…

— Где «там»? На мельнице?

— Да. — Снова круг, и еще, и еще…

— Колесо! — встрепенулся вдруг Жуга. — Это она про колесо! Так, да?

— Да, — кивнула та. — Да! Да!

— Колесо? Какое колесо? — не понял Олег. — А-а… А причем тут колесо?

— Помолчи, не мешай, — отмахнулся Жуга.

Еще примерно с час он пытался выведать у нее еще что-нибудь — что там за дела такие с колесом, и кого порубил ведьмак, но все было без толку: то ли слов у девушки не хватило, то ли сам он чего-то недопонял. На том все и закончилось. Время было позднее, и обитатели заброшенной хатки расположились ко сну. По молчаливому уговору два друга спали по одну сторону озерка, Ила — по другую.

Прошел час, но Жуга почему-то никак не мог заснуть. Мысли крутились в голове, беспокойные, тревожные; он чувствовал, что ему не хватает чего-то малого, чтобы найти ключ к тайне старой мельницы. В том, что тайна эта существует, Жуга уже не сомневался. Взгляд его упал на девушку. М-да… Еще одна загадка… И зачем, кстати говоря, пришел на мельницу ведун? Хотя, если поразмыслить…

Рана заныла. Жуга заерзал, повернулся на другой бок, и тут вдруг замер, ошеломленный внезапной догадкой.

Он сел, отбросил тонкую травяную плетенку, которой был укрыт, и подобрался на четвереньках к выходу, да остановился — холодный воздух снаружи мог разбудить спящих. Жуга придвинулся к озерку, помедлил в нерешительности, оглянулся и бесшумно скользнул в темную воду.

* * *

Ночной лес замер, холоден и тих. В этой поздней осенней тишине, в черной паутине нагих ветвей, в хрупкой, инеем покрытой траве была какая-то недвижная, затаенная красота лесного предзимья; она завораживала, щемила душу в непонятной тоске по уходящему летнему теплу, и не было от нее спасения.

Была луна. Жуга шел быстро и вскоре согрелся, влажная одежда на нем высохла, и лишь повязку пришлось выбросить — свалялась липким жгутом. Он поднялся вверх вдоль ручья, перебрался через овраг и уже отсюда ясно расслышал мерный рокот мельничного колеса, а вскоре показалась и сама мельница. Он помедлил в отдалении, обошел ее кругом. Ведуна не было видно. Жуга задержался на миг у прикрытого крышкой старого погреба, спустился к воде и остановился у плотины, дыша тяжело и прерывисто. Накатила слабость — аукнулась-таки потеря крови. В висках стучало. От долгой ходьбы разболелась нога, да и рана в боку тоже напомнила о себе.

Прямо перед ним было колесо — крутилось, скрипя и постукивая. Брызги воды летели, озаренные серебристым лунным светом, и там, над самою плотиной, ведьминым коромыслом висела не многоцветная, но белесая, как молоко, лунная радуга.

Жуга заколебался: если б знать наверняка, в чем тут дело!

Стук расшатанных ступиц, резкий, назойливый, не давал как следует сосредоточиться, отзывался где-то в голове гулким эхом, задавая странный, отчетливый ритм: «Та-та-та, та-та, та-та-та, та-та…» Жуга неожиданно понял, что повторяет его про себя, и содрогнулся.

Он не знал, что сказать — любой заранее продуманный наговор мог здесь в одинаковой степени как помочь, так и навредить. Нужны были слова. Много слов.

«Та-та-та, та-та, та-та-та, та-та…»

Ритм повторялся, раскатываясь дробно, гасил мысли. Он был главной частью старого колдовства, он был врагом, и его, во что бы то ни стало, надо было сломать. Жуга вдруг ощутил странное спокойствие и по какому-то наитию понял — решение верное.

«Колесо, колесо… Ко-ле-со, та-та, ко-ле-со, та-та…»

Жуга закрыл глаза, вздохнул и поднял руки.

Первые строчки наговора сложились как бы сами, дальше пришлось соображать прямо на ходу: останавливаться было нельзя.

Колесо — вперед колесо — назад

Знает скрип сердец правды-стороны

Каменей плечо — раздавить яйцо

Дорогим питьем не столованы

Не поймать в галоп уздечку

Не вернуть к истокам речку

Не связать не сломать —

Режьте сухожилия.

Стеблем пыхнет свеча

За раз степь отмечай —

Как ходил

Как искал

Что нашел

Теперь он открыл глаза, теперь уже ничто не могло ему помешать. Слова текли легко и свободно, как нижутся бусины на нитку. В них не было особого смысла, хотя каждое — и Жуга это чувствовал — было на своем, истинном месте, да и менять что-либо было уже поздно. Размер стиха скользил, скакал неровной лесенкой, меняясь через каждые несколько строф и в конце сходя на нет, куда-то пропадали смысл и рифма, прекращалось движение, и скрипучее мельничное колесо вдруг стало сбиваться, вращаясь неровными рывками; и вот уже не колесо задавало темп Жуге, а наоборот — Жуга колесу. С последней строчкой многолетний разгон вновь напомнил о себе, и Жуга вернулся к прежнему ритму, читая нараспев:

Обещай опять перья ощипать

Только вижу я — мы не встретимся

Ждут узлы ремней и укором мне

Где стучится кровь сохнет метина

И торопит буйный разум

Вспомнить сумрачное разом

Вспомнить запах травы

Обернуться к ясному

И излому луча

Без затей прокричать

Как ходил

Как искал

Что нашел

Жуга опустил руки и смолк.

Призрачная радуга исчезла.