– Какое там! – ахнул мужик. – Да ты весь в крови!

– Это не кровь, – вздохнул Иван, слизывая с пальцев красное желе. – Это торт… был!

– Ну ты даешь! – потрясенно выдохнул мужик. – Я смотрю – весь в крови… ну, думаю, все, сбил человека насмерть! Загремлю на зону на старости лет…

– Да нет, я в порядке… – пробормотал Иван, безуспешно пытаясь отчистить костюм от торта. – Эй, – опомнился он. – Старуха-то? Где старуха? Ей много не надо, дунешь – развалится… настоящий божий одуванчик…

– Старуха? – удивленно переспросил водитель. – Какая еще старуха?

Иван удивленно завертел головой.

Подслеповатой тетки, которую он переводил через дорогу, нигде не было видно.

– Да что же это… – он протер глаза, но это не помогло. – Была же старуха… с сумкой…

– Ты, парень, того… – забеспокоился водитель. – Ты точно головой не повредился? Где ты видишь старуху? Ни одной живой души на улице, кроме нас с тобой…

– Да говорят вам – старуху я через улицу переводил… – неуверенно повторил Иван.

– Ладно, я, пожалуй, поеду… – Водитель окинул его тревожным взглядом и поспешил к своей машине. – Ты, парень, того… к врачу все-таки сходи, к невропатологу, голова – это дело такое… в некоторых профессиях очень даже нужная…

– Это уж точно… – проговорил Иван, провожая взглядом поспешно удаляющиеся «Жигули».

Но куда же действительно могла подеваться эта старуха? Ведь не привиделась же она ему…

Я открыла дверь и всплеснула руками.

Это был Иван. Но совсем не такой, какого я провожала утром. Этот Иван был похож на настоящее огородное чучело. Растрепанный, в измятом костюме, весь перемазанный чем-то белым, красным и зеленым – как будто в цветах итальянского флага…

– Господи, что с тобой случилось? – Я подтащила его к свету, схватилась за щетку, но тут же бросила – щеткой здесь не поможешь… его бы сейчас в автомобильную мойку запустить или под пожарный брандспойт…

– Ты что, в помойке валялся? – ворчала я, закусив губу. – Я тебя наряжала, приводила в порядок…

От потрясения я перешла на «ты», Иван не обратил внимания. Тут я увидела его расстроенное лицо и догадалась:

– Что, тебя выгнали из этой фирмы? И ты от расстройства куда-то угодил?..

– Да вовсе нет! – Он внезапно оживился. – Как раз наоборот! Все очень хорошо, даже отлично!

– Тебя берут на работу?! – Я искренне обрадовалась.

– Да, и я по этому поводу купил торт… – Он снова пригорюнился и развел руками.

– Вот это и есть тот самый торт? – сообразила я, оглядев бело-красно-зеленую массу, покрывавшую его с ног до головы. Буквально с ног до головы – на левой штанине красовался кремовый завиток, а в волосах Ивана, которые я так старательно приводила в порядок, виднелась большая раздавленная клубничина.

– Да… – признался Иван. – Понимаете… понимаешь, я переводил через улицу старушку…

– Ты прямо тимуровец! – хмыкнула я.

– …и тут на нас налетела какая-то машина… я упал, и весь торт… – Он снова выразительно показал на свой испачканный костюм. – Борис будет недоволен…

– А как старушка? – машинально поинтересовалась я, но тут же поняла, насколько сейчас неуместен весь этот разговор, и проговорила, с трудом подбирая слова:

– Борис… Борис ничего не скажет. Он погиб. Погиб вместе с женой.

– Что? – переспросил Иван. – В том-то и дело, что старушка куда-то пропала…

Я поняла, что он меня не слушает. Во всяком случае, последние мои слова до него не дошли.

– Борис погиб! – повторила я, повысив голос. – Разбился насмерть в автокатастрофе!

– Что?! – Иван растерянно заморгал глазами. На этот раз, похоже, он все понял.

– Как? – Он попятился и сел на банкетку. – Почему? Откуда ты узнала? Как это случилось?

– Их показали по телевизору, – проговорила я негромко. – Они разбились в машине. На юге Франции, около Марселя. Я тебе очень сочувствую…

– Как же так… – бормотал Иван, глядя в пол перед собой. – Я получил от него это письмо и подумал, что мы сможем помириться… то есть не помириться, это не то слово… ведь мы с ним все же братья… как же так? Вы уверены… ты уверена, что это действительно он? Не может быть никакой ошибки?

– По телевизору показали их фотографии. Его и Нелли. И назвали имена. Не думаю, что они ошиблись…

– Я опоздал! – Иван схватился за голову, окончательно размазав по волосам клубнику. – Я слишком долго собирался! Теперь Борис мертв, и ничего уже не исправить!

Я отняла его руки от лица, пытаясь оттереть липкую массу салфеткой. Прикрикнуть на него и срочно отправить в ванную не поворачивался язык. У человека горе, а я тут со своей чистотой!

Раздалось громкое цоканье когтей, и в прихожей появился Бонни. Увидев Ивана, он задрал морду и негромко, тоскливо завыл.

– Бонни, не надо! – проговорила я, погладив пса по загривку. – Я тебя понимаю, не плачь…

– Значит, это точно он, – вздохнул Иван, взглянув на собаку. – Пес не может ошибаться…

Конечно, это прозвучало глупо, но я Ивана поняла. Вообще, я с удивлением обнаружила, что я его хорошо понимаю и мне с ним удивительно легко. Мы как будто говорили на одном языке…

Впрочем, это был не самый подходящий момент для таких открытий.

Иван сидел посреди прихожей на бархатной банкетке, грустно глядя перед собой…

Он только-только поверил, что сумеет наладить отношения со своим братом, что они преодолеют застарелые обиды, сблизятся – и тут тот погибает…

Я не успела додумать до конца свою мысль, потому что в этот самый момент зазвонил телефон.

Мы с Иваном оба уставились на телефонный аппарат.

Точнее, уставились на него все трое, Бонни тоже не сводил глаз с трезвонящей штуковины, причем с ним творилось что-то странное: шерсть на загривке вздыбилась, пасть угрожающе приоткрылась, обнажив клыки, и вместо горестного подвывания он испустил знакомое мне угрожающее рычанье.

– Кто-то звонит, – выдал Иван глубокомысленно.

Надо же, какое тонкое наблюдение!

– Может быть, это Борис? – проговорил он вдруг с зарождающейся надеждой. – Может быть, сообщение было ошибочным, и он его хочет опровергнуть…

– Откуда он может знать, что ты здесь?.. – проворчала я, но тем не менее подняла трубку.

– Можно попросить Ивана Алексеевича Ланского? – проговорил какой-то приглушенный голос.

Хотя было плохо слышно, я даже не поняла – мужчина говорит или женщина, но тем не менее этот голос показался мне смутно знакомым. Больше того – он вызвал у меня беспокойство.

– Это тебя! – прошептала я, прикрыв трубку ладонью. – Ты кому-нибудь давал этот телефон?