Агент Поль Морен вышел из магазина месье Беливо с покупками и целым набором неожиданной информации.

* * *

Агент Изабель Лакост начала день с более простого разговора. Она нажала кнопку, двери лифта закрылись и подняли ее на самый верх башни банка «Лорентьенн» в Монреале. В ожидании она поглядывала с одной стороны на гавань, а с другой — на гору Мон-Руаяль с ее огромным крестом. В центре города сгрудились великолепные стеклянные здания, отражающие солнце, отражающие устремления и достижения этого великолепного французского города.

Изабель Лакост всегда удивлялась той гордости, которую она испытывала, глядя на центр Монреаля. Архитекторы сумели сделать его как впечатляющим, так и очаровательным. Монреальцы никогда не забывали о своем прошлом. Квебекцы в той или иной мере были такими же.

— Je vous en prie,[49]— улыбнулась секретарша и показала на открытую дверь.

— Merci.

Агент Лакост прошла в великолепный кабинет, где у стола стоял стройный, атлетического сложения мужчина средних лет. Он шагнул вперед, протянул руку и представился: Ив Шарпантье.

— У меня есть кое-какая информация по вашему запросу, — сказал он на хорошем французском.

Лакост было приятно, когда она могла говорить с топ-менеджерами на ее родном языке. Ее поколение могло это делать. Но она слышала разговоры своих родителей и бабушек-дедушек и достаточно знала недавнюю историю, чтобы понимать, что тридцатью годами ранее она в такой ситуации говорила бы с одноязычным англосаксом. Английский она знала как свой родной, но дело было не в этом.

Она приняла предложенный ей кофе.

— Этот вопрос весьма деликатный, — сказал месье Шарпантье, когда его секретарь вышла и дверь закрылась. — Я не хочу, чтобы вы думали, будто Оливье Брюле — преступник. И у нас никогда не возникало сомнений в его честности.

— Но?..

— Он вполне устраивал нас в течение нескольких первых лет его работы. Боюсь, что прибыли для нас — главное, а он обеспечивал неплохие прибыли. Он был подвижный. Он нравился людям. В особенности клиентам. Многие люди в этой области большие болтуны, но Оливье был человеком искренним. Тихим, уважительным. Работать с ним было одно удовольствие.

— Но?.. — повторила Лакост с легкой улыбкой, которая, как ей хотелось думать, смягчала ее настойчивость.

Месье Шарпантье улыбнулся в ответ:

— Пропала часть денег компании. Два миллиона. — Он смотрел на нее в ожидании реакции, но она только слушала. — Было предпринято очень тщательное расследование. А тем временем деньги продолжали исчезать. В конечном счете мы пришли к выводу, что расхитителями могут быть двое. Один из них — Оливье. Я в это не поверил. Но после двух собеседований он сам в этом признался.

— А не прикрывал ли он другого человека?

— Вряд ли. Откровенно говоря, другой подозреваемый сотрудник, хотя и неглупый, был недостаточно умен, чтобы сделать это.

— Ну, для воровства-то как раз много ума не требуется. Я бы сказала, что воровством занимаются глупые люди.

Месье Шарпантье рассмеялся:

— Я с вами согласен. Но я неточно выразился. Эти деньги исчезли со счета компании — они не были украдены. Оливье показал нам, что сделал. Мы проследили его операции. Похоже, он вел наблюдение за какой-то финансовой деятельностью в Малайзии, увидел то, что показалось ему фантастической возможностью для инвестирования, и пришел с этой идеей к своему боссу, но тот не принял его предложение. И тогда Оливье провернул эту операцию по собственной инициативе, без разрешения. Все прошло по официальным каналам. Он все задокументировал, намереваясь вернуть деньги назад с прибылью. И он был прав. Эти три миллиона долларов превратились в двадцать.

Теперь Лакост прореагировала — не словесно, но выражение ее лица вызвало кивок Шарпантье.

— Именно. У парня было чутье на деньги. Где он сейчас?

— Вы его уволили? — спросила Лакост, игнорируя вопрос.

— Он сам ушел. Мы пытались понять, что нам с ним делать. Начальство никак не могло прийти к единому мнению. Его босс рвал и метал и хотел подвесить его вниз головой с крыши башни. Мы объяснили, что такими вещами не занимаемся. С некоторых пор.

Лакост рассмеялась:

— Кто-то из ваших людей хотел оставить его в банке?

— Он был прекрасным работником.

— То есть умел зарабатывать деньги. Вы убеждены, что он собирался их вернуть?

— Вы нащупали самую болезненную точку. Половина из нас ему верила, другая половина — нет. В конце концов Оливье уволился, поняв, что утратил наше доверие. Когда теряешь доверие, ну сами понимаете…

Так, подумала агент Лакост. Так-так.

А теперь Оливье жил в Трех Соснах. Но, как и все переезжающие, он забрал с собой себя.

Так-так.

* * *

Трое полицейских Квебекской полиции собрались у стола в оперативном штабе.

— Что мы имеем? — спросил Бовуар, снова стоя перед листом бумаги на стене.

Вместо ответов на вопросы, записанные им прежде, прибавились два новых вопроса:

Где он был убит?

Почему тело переместили?

Бовуар покачал головой. Похоже, следствие шло не в том направлении. Даже то немногое, что казалось вероятным в этом деле, например использование кочерги в качестве орудия преступления, на поверку обернулось пустышкой.

У них не было ничего.

— Вообще-то, мы уже знаем немало, — сказал Гамаш. — Нам известно, что этот человек не был убит в бистро.

— Это означает, что нам осталось проверить только весь остальной мир, — фыркнул Бовуар.

— Мы знаем про парафин и морилку. И мы знаем, что в деле каким-то образом замешан Оливье.

— Но мы даже не знаем, кто жертва.

Бовуар в разочаровании подчеркнул этот вопрос на прикнопленном к стене листе бумаги. Гамаш дал этим словам осесть, после чего сказал:

— Не знаем. Но будем знать. Рано или поздно мы узнаем все. Это головоломка, но мы ее разгадаем. Нам нужно проявить терпение. И настойчивость. Нам требуется больше информации о предыстории других возможных подозреваемых. Например, Парра.

— У меня есть информация, о которой вы спрашиваете, — сказал агент Морен, расправляя щуплые плечи. — Ханна и Рор Парра приехали сюда в середине восьмидесятых. Беженцы. Подали заявление на получение гражданства и получили его — они теперь канадцы.

— Все законно? — не без сожаления спросил Бовуар.

— Все законно. Один ребенок, Хэвок. Двадцати одного года. Семья активно участвует в жизни чешского сообщества. Спонсируют нескольких человек.

— Хорошо, — сказал Бовуар. — Есть что-нибудь интересное?