- Да, ваше высочество, - сказал Кафи. - Чем могу служить вам?

Кафи завернулся в накидку. Эрланд уже видел такие костюмы в Крондоре - тюрбан, туника, штаны, длинный жилет, сапоги до колен и широкий пояс. Костюм чиновника отличался необычайно сложным золотым орнаментом, покрывавшим всю ткань. Кешианские придворные, кажется, злоупотребляли пристрастием к золотым блесткам и перламутру.

- Здесь церемония немного другая. Такого мы еще не видели, - сказал Эрланд. - Что это за солдаты?

- Это личная гвардия императрицы, ваше высочество.

- Такая большая? - удивился Эрланд.

- Да, ваше высочество.

- По численности почти как городской гарнизон, - заметил Локлир.

- Смотря какой город, господин мой, - ответил кешианец. - Если это город Королевства - может быть и да. Для кешианского города этого не хватит. Если мы говорим о Кеше, то это совсем небольшая часть.

- Не сочтете ли вы, что я выпытываю государственные секреты, если спрошу, сколько человек охраняет императрицу? - сухо спросил Эрланд.

- Десять тысяч, - ответил Кафи.

Эрланд и Локлир переглянулись.

- Десять тысяч! - воскликнул принц.

- Дворцовая гвардия, которая является частью личной гвардии, которая, в свою очередь, является частью городского гарнизона, - сердце кешианской армии. В стенах верхнего и нижнего города десять тысяч человек готовы встать на защиту Той, Которая Есть Кеш.

Они повернули лошадей, проезжая улицу, где по обеим сторонам стояли солдаты; за ними толпились любопытные горожане, довольно спокойно глядящие на прибывших островитян. Эрланд заметил, что дорога впереди поднимается вверх, взбираясь на плато. На полпути к вершине развевалось белое с золотом знамя; солдаты, стоявшие там, были одеты уже в другую форму.

- Это что, разные подразделения? - спросил принц.

- В древние времена, - ответил Кафи, - кешианцы были всего лишь одним из многочисленных народов, населявших берега Оверн-Дипа. Под натиском врагов они отступили на плато, где сейчас высится императорский дворец. По традиции те, кто служит Империи, но по крови не кешианцы, селятся в городе у подножия дворца, - он указал туда, где развевалось знамя. - Все солдаты, которых вы видите в городе, - из имперского гарнизона, но те, кто стоит выше знамени, - чистокровные кешианцы. Только они могут служить и жить во дворце. - С едва заметной горечью он добавил: - Ни один из тех, кто не является чистокровным, не может жить во дворце.

Эрланд, как ни раздумывал над словами Кафи, не мог понять, какого мнения придерживается сам вельможа. Поэтому он просто улыбнулся, показывая, что рад познакомиться с одной из традиций Кеша.

Приблизившись к началу подъема, Эрланд обратил внимание, что те, кто стоял в почетном карауле по всему пути их следования, были такими же, как и повсюду в Империи, - здесь смешались представители всех рас и народностей - конечно, больше темноволосых и смуглых, чем в Королевстве, но рыжие и блондины тоже попадались. Те же, кто стоял выше знамени, выглядели как на подбор - темная кожа, не черная и не темно-коричневая, но и не светлая. Волосы у всех черные или темно-каштановые, кое-где с рыжеватым оттенком, но ни одного блондина, рыжего или даже просто русоволосого. Видно, солдаты происходили из семей, где не было или почти не было смешения кровей многочисленных народов, населявших Империю.

Эрланд, взглянув на шпили и башни города на плато, спросил:

- Значит, все те, кто живет в верхнем городе, тоже "чистокровные"?

- На плато нет города, ваше высочество, - снисходительно улыбнулся Кафи. - Все, что вы видите, и есть дворец. Когда-то там были и другие дома, но в течение веков дворец строился и расширялся, и все остальные постройки были убраны. Даже храмы перенесли в нижний город, чтобы те, кто не принадлежит к кешианской народности, тоже могли поклоняться своим божествам.

Вид дворца произвел на Эрланда неизгладимое впечатление. При правлении короля Родрика Безумного Рилланон перестраивался, чтобы стать самым красивым городом в Мидкемии, - так, по крайней мере, заявлял Родрик. Сейчас Эрланд не мог не признать, что, даже если бы план Родрика был выполнен до конца, то и тогда Рилланон выглядел бы довольно бедно по сравнению с городом Кешем. Не то чтобы Кеш был красивым городом, вовсе нет. Многие улицы, по которым они проезжали, были тесно застроены грязными маленькими домишками, и воздух там был густым от запахов скученной жизни - кухонь, кузниц, дубилен, красилен и вечной вони немытых тел и отходов жизнедеятельности людей.

Мало приятного обнаруживалось в городе Кеше. Но он был очень древним. По его улицам прокатывалось эхо многовековой истории народа, который, поднявшись, выстроил целую Империю. Когда предки Эрланда, еще простые рыболовы, едва отваживались выйти из безопасной бухты Рилланона, чтобы посетить соседние острова, в Кеше уже была культура, давшая художников и музыкантов. Об этом говорил Эрланду в детстве учитель истории, но только сейчас принц понял его слова. Камни под копытами лошади Эрланда были стерты наездниками, пленными вождями кланов и войсками победителей задолго до того, как дом кон Дуанов начал править в Рилланоне. Армии под предводительством легендарных" военачальников маршировали по улицам города, чтобы привести мятежные народы в подчинение, когда Рилланон и Бас-Тайра начинали свои первые торговые войны за обладание морем, потом названное Морем Королевства. Да, Кеш был стар. Очень стар.

- Конечно, ваше высочество, - сказал Кафи, - гости императрицы будут размещены в особом крыле дворца, окна там выходят на Оверн-Дип. Было бы нелюбезно заставлять вас каждый день проделывать такой путь.

- Но ведь вы ежедневно ездите здесь? - спросил Эрланд.

- Конечно, - ответил Кафи, возле его рта едва заметно дрогнул мускул. - Но мы, те, кто не имел счастья родиться чистокровным, понимаем свое место в общем порядке вещей. Мы с радостью служим императрице, и такое маленькое неудобство даже не подлежит обсуждению.

Эрланд не стал продолжать. Барабанный бой прекратился, а музыканты заиграли мелодию, подозрительно напоминавшую гимн Королевства, как если бы его исполняли те, кому не доводилось его слышать.

- Встреча по всей форме, - сказал Эрланд Джеймсу.

Джеймс рассеянно кивнул. Въехав в город, он дал волю старой привычке и все время держался настороже. Он оглядывал толпу, выискивая малейший признак опасности, которая могла бы угрожать Эрланду.

В Крондор были отправлены письма, в которых путники сообщили обо всем, что с ними приключилось по дороге, уже пришли и ответы - курьер принца, проявив редкостную самоотверженность, покрыл разделявшее Крондор и Кеш расстояние с немыслимой быстротой, частенько ночуя в седле; сейчас он уже ехал обратно, получив наказ Джеймса больше так не торопиться и хорошо отдохнуть по дороге. Вместе с письмами солдат вез и рекомендацию графа наградить сего курьера и предоставить ему повышение по службе.

Ответ Аруты на сообщение о гибели Боуррика был как раз таким, какой предвидел Джеймс, - ничего личного, никаких эмоций. Принц Крондора не позволил чувствам повлиять на решения государственной важности. Он велел Джеймсу проследить, чтобы тело Боуррика извлекли из-под завала, но ни при каких обстоятельствах посольство не должно было отступать от намеченного плана и менять свое поведение. В первый день по прибытии они обязаны засвидетельствовать почтение Королевства императрице по поводу семьдесят пятой годовщины ее рождения, и ничто не должно было вызвать трений между двумя государствами. Джеймс предчувствовал неприятности. Боуррика убили, чтобы втянуть Империю в войну с Королевством, но Арута отказался проглотить наживку. Значит, последуют и другие провокации. Более провокационной вещью, чем убийство одного принца, Джеймсу представлялось убийство обоих. Джеймс чувствовал себя ответственным за гибель Боуррика, но, поборов горе, стремился обеспечить Эрланду наилучшую защиту. Взглянув на принца, граф заметил, что Гамина смотрит на него самого.