- Не знаю. Заедь, посмотри, - ровно отвечает Славик, но эти интонации стали в его голосе подбросили меня на диване.

- Да меня и здесь неплохо кормят, - затягивается кальяном Рома. - Уже вторую кафешку открываю. На дядю не тянет до пенсии работать.

Глядя в свою тарелку, сжимаю пальцами коленку Орлова. Подняв глаза, впервые за этот час подаю голос:  

- За такие бонусы можно и на дядю работать. Тем более, когда ты компьютерный гений и прирожденный лидер. Дяди таких любят и ценят. Ты даже не представляешь - как.

Рома усмехается, а я очень медленно и вкрадчиво показываю ему средний палец.

Так демонстративно, чтобы ни у кого не осталось долбаных сомнений! 

- Блин, полегче… - бормочет Орлов и тянет меня на себя. - Топор дать?

- Лопату.

- Где ты ее нашел? - ржет именинник, разряжая обстановку.

- Потом расскажу, - бросает его кузен.

Смотрю на него снизу вверх, не понимая куда он так резко собрался. 

- Пошли танцевать,  - хватает меня за локоть.

Сглотнув шампанское, тупо переспрашиваю:

- Танце-что?

- Кто такой этот Рома? - приезжает мне вопрос, заданный уютным, тихим и усталым голосом.

Настолько уютным и тихим в общей уютной тишине салона моей машины, что моё собственное расслабление достигает пика.

Смотрю на дорогу и отвечаю не задумываясь:

- Мудила хитрожопый.

С Романом Головиным у нас давняя история. Такая блять, что не помнишь когда именно она началась. Он яйцами со мной мериться начал еще в детском саду, видимо, это вошло в привычку, раз продолжается до сих пор. Он неплохо преуспел в жизни, но все такой же дятел, как и раньше. 

Глубоко вдохнув прохладный летний воздух, рулю одной рукой, плавно входя в режим полной экономии энергии. Воздух рвётся в салон через опущённое стекло, не напрягая сквозняком и прочим дискомфортом, потому что я тащусь по центральному городскому проспекту как чувак, амнезированный на четвёртую передачу.  

Повернув голову, смотрю на Алю. 

Усевшись боком на сиденье и подтянув к груди ноги, наблюдает за мной, как немигающая фотокамера. В руке бумажный стаканчик с кофе из круглосуточного общепита. У меня такой же. Отпивает, завернутая в мою древнюю клетчатую рубашку, которая велика ей настолько, что мои плечи скатились ей на локти. С учетом того, что рубашке лет пять, не меньше, я не сильно раскачался за последние годы. Просто Алевтина тонкая и хрупкая во всех местах. Млин. И узкая, ага.

Черт...

Завязывай, Орлов. 

Она явно подсдулась.

Ее босоножки валяются на коврике, волосы волнистые и знатно поистрепались к полуночи, но она… блин, она нереально нежная и милая прямо сейчас. Особенно с этим бомбезным макияжем и потяжелевшими сонными веками.

- Я так и подумала, - произносит, и я кожей чувствую, как её глаза касаются меня всюду, где можно коснуться. 

Задумчивая и немногословная. Такая, какой я привык видеть ее с тех пор, как она объявилась на пороге моего кабинета полгода назад. Вся такая рыжая, перепуганная, но до фига деловая.

Сейчас она выглядит, как маленькая и просто офигеть какая хрупкая потеряшка. Будто не она полчаса назад творила весь тот отрывной пиздец в “Кислоте”: разбрасывалась средними пальцами, игнорила охреневшую от ее прикидка публику и висла на мне, как пришитая, пока танцевали слащавый медляк на забитом танцполе.

- Кто такая Кира? - спрашивает всё также уютно и тихо.

- Без понятия, - вперив глаза в расчерченный белыми полосами асфальт, даю поворотник.

Стопроцентное «покер-фейс».

- У вас что-то было? - продолжает сонный допрос, глядя мне в лицо, а потом на стакан в своих руках.

- Первый раз ее видел, - отвечаю спокойно.

Первый раз за пару месяцев. Омерзительное чувство мудозвонства посещает внезапно. Кира бывала здесь. На заднем сидении. Прямо сейчас я решаю похоронить эту инфу в своей памяти навечно, иначе придется всерьез менять тачку. Особенно если об этом узнает моя женщина. Сейчас здесь пахнет Алевтиной. Её духами и её волосами. Даже, блин, при открытом окне, я чувствую её всюду.

Протянув руку, кладу на острую бледную коленку. Здесь у неё, блин, есть веснушки. Их мало, но они есть. Обнаружил вчера на речке. Моя рука на фоне её кожи выглядит варварской похотливой лапой. Очевидно, так думаю я один, потому что прохладная ладонь, звеня металлическими браслетами, накрывает мою руку и гладит, обводя пальцем суставы и вены.

Так охерительно приятно.

Блять…

Сегодня я понял, что ради нее готов втащить любому косо посмотревшему. Я думал, что новое тысячелетие за окном давно наступило, но, видать, не в этом городе.

- Аль? - зову туповато осипшим голосом.

Перебирает мои пальцы, задумчиво глядя в лобовое стекло.

- Ммм? - тянет, снова глядя на меня.

- О чём думаешь? - спрашиваю, сам осознавая всю тупость вопроса.

- У меня сегодня дома никого, пойдём ко мне? - шепчет, поднося наши руки к своим губам.

Отгибаю большой палец и очерчиваю их контур. Расслабляет губы и целует его, прикрыв глаза. 

Черт.

Я понимаю, что наша игра в семнадцатилетних “мальчиков” и “девочек” затянулась. Мы опоздали на хренову тучу лет. И она тоже это понимает. 

До хрена вопросов, и ни хрена ответов. 

Мой внезапный отпуск может закончится преждевременно. Всё к тому, сука, идёт. У работы «на дядю» есть свои недостатки: как только твоя эффективность падает, тебе дают пинка под зад. Мне нужно возвращаться. 

А нам нужно решить. 

Че дальше? 

Перепрыгнуть из псевдо-пубертатности в совместное проживание? 

Я. Она. Тоня. Мы.

Семья.

Я готов? Да хрен его знает! А она?

Второго шанса у нас не будет.

Пфффф...

Откинув голову на спинку кресла, подыгрываю:

- Круто, малыш. Только предков предупрежу, окей?

- Угу, - бормочет, рассматривая наши сцеплённые в замок руки. - Что тебе Лиза сказала?

Стискиваю руль одной рукой, глядя строго перед собой.

Скажет такое ещё раз, очень огорчится. Раз в пятьдесят сильнее, чем сегодня. Глаза мне решила открыть. На то, что у Алевтины ребенок есть школьного возраста. А то я, блять, не знаю. Будто она это когда-нибудь скрывала. 

-  Фигню смолола. Как обычно. 

- Ты разозлился… - всё также тихо и с каким-то надломом. - Она про меня говорила? Про меня и про Тоню?