словам Маруси, жизнь – твёрдая какашка. Надо просто изначально принять в душе факт их козлиности и жить себе долго и счастливо, без сюрпризов и разочарований. Нормальных мужиков не существует в принципе. Но следует быть предельно селективной (Маруся с трудом, но не без гордости шиканула словечком) и из дерьма выбрать самое-самое лучшее (здесь «мальчишки» уважительно закивали). Потому что, как ни крути, мы, женщины, без них, как ёлочные гирлянды: светим, красоту излучаем, но ни фига не греем, так – блестючие огонёчки, мишура.

Вероятно, я что-то говорила и говорила много, потому что Маруся, всунув мне в руку сушку и заставив «закусить винишко», погладила по голове и уважительно произнесла:

– Какая ты умная, Маша!

И тут я окончательно разревелась, потому что точно такие слова и с такой же интонацией я слышала от мамы в каждый наш разговор по скайпу. И до боли захотелось домой, в Екатеринбург, домой, домой, ДОМОЙ – в тот дом, который я и домом-то не считала, к маме.

Захмелевшая, но державшаяся огурцом Маруся рукавом своего необъятного свитера пыталась утереть мне слёзы. Щека горела от Белкиной пощёчины, и я невольно дёрнулась, почувствовав боль, когда Маруся дотронулась до моего лица. От рывка вылились на землю остатки пойла из пластикового стаканчика, и я почувствовала, что сейчас задохнусь.

Вскочив, я обняла Марусю и чуть не упала, потеряв равновесие. Голова кружилась по какой-то новой орбите.

– Ты чо? Уходить собралась? – икнула Маруся.

– Нет. Да. – Я с трудом посылала слова откуда-то изнутри грудной клетки к непослушным губам. – Стакан пустой, понимаешь…

– Так мы щас исправим быстренько! – кивнула Маруся, и тут же услужливая рука одного из собутыльников плеснула мне тёмной жидкости.

– Не. Я ддддддомой пойду. На работу ссссскоро, – пробормотала я, титаническим мозговым усилием пытаясь заставить себя протрезветь.

– У тебя работа есть???

Я кивнула, решив остатки энергии направить на внутренний навигатор и безошибочно определить свою парадную из четырёх дверей на нашем доме.

– Ну, будь здорова, Машка! Заходи. Мы тут иногда пируем. Дойдёшь сама?

Я клюнула носом в воротник рубашки.

Маруся обняла меня на прощание, и я поплелась к дому, удивляясь, что иду, в общем-то, довольно прямо.

Войдя в квартиру, я замерла на пороге. Дверь в комнату была закрыта, за ней – тишина. Я не знала, спала ли Белка, но, если бы сейчас она вышла в прихожую, я, наверное, повела бы себя неадекватно. Мне хотелось одновременно и убить её, и прореветься у неё на плече.

Но она не вышла.

До звонка будильника оставалось два часа, за окном вовсю занималось скороспелое питерское утро, разбухающее из всех щелей тесной белой ночи. В кухне было уже невыносимо светло, я упала на раскладушку прямо в одежде и тут же провалилась в тяжёлый ватный сон.

Когда я проснулась, будильник уже охрип. Я с трудом разлепила глаза и попыталась поднять голову от подушки. Голова весила тонну, и было стойкое ощущение, что во рту стошнило пожилую кошку. Титаническим усилием заставив себя встать, я поплелась в ванную. Белки не было – у неё уже началась утренняя восьмичасовая йога в фитнес-центре.

Позавтракать я не смогла: одна мысль о еде вызывала рвотные рефлексы. Я наскоро приняла душ, два раза почистила зубы, оделась и вытекла из квартиры.

На работу я, разумеется, опоздала. В зеркале лифта, увидев своё опухшее лицо с подтёком ветчинного цвета на левой щеке, я пришла в ужас. Только бы не встретить Лёшку, уж он-то замучил бы меня вопросами! Мне посчастливилось, с ним я не столкнулась. Большинство моих коллег ушло на совещание, а тем, кого на сходку не допустили, было, слава богу, не до меня. Я налила большую кружку чёрного кофе, села за свой стол, сняла заколку-краб и занавесилась от постороннего мира волосами. Но минут через десять над головой раздался голос Марианны Витальевны:

– Маша, здравствуй. Мы же договаривались, что если ты опаздываешь, то предупреждаешь секретаря ресепшн. Особенно в понедельник, когда наше совещание… Господи, Маша! Что с тобой?

Я сделала большой глоток кофе, чтобы подавить икоту, и невольно всхлипнула.

– Ну-ка, голубушка, пойдём в мой кабинет!

Марианна Витальевна зацокала каблучками, и я, ссутулившись, посеменила за ней.

Она прикрыла дверь и начала меня разглядывать.

– Что с лицом?

Я туго соображала, как соврать – что упала или подралась, но губы сами выговорили:

– Марианна Витальевна, отпустите меня на один день за свой счёт. Пожалуйста. Похороны отца. В Москву надо съездить.

– Ох ты, боже! Маша! – Черты её царственного лица смягчились. – Конечно! Как это произошло? Скоропостижно или болезнь?

– Тромб оторвался.

– Соболезную…

Кто-то сунул голову в дверь, но Марианна Витальевна жестом руки махнула, чтобы закрыли.

– Бедняжка. Держись!

Я кивнула.

– Когда похороны?

– Во вторник. Завтра то есть. Я только туда и ночным назад.

– Конечно, конечно. Возьми, может, ещё пару деньков, приди в себя. Какое горе! Ты совсем юная, отец твой тоже молодым ещё должен быть.

– Пятьдесят два.

Она вздохнула.

– Тебе деньги нужны? На билеты и похороны?

Я отчаянно замотала головой:

– Нет-нет. Ничего не нужно.

– Всё же попрошу бухгалтерию выписать тебе матпомощь.

Я хотела поблагодарить, но снова побоялась икоты и просто кивнула.

– Вижу, ты проплакала всю ночь. Иди домой, соберись нормально. Поезд вечером?

Я снова кивнула. Внутри всё жгло – от похмелья, но больше от стыда, ведь ревела я не из-за смерти отца, которого совсем не знала и не могла любить. Меня раздирали на части смурные мысли, каждая кислей другой, и, вероятно, на лице всё это отражалось, потому что Марианна Витальевна подошла ближе и положила руку мне на плечо.

– Машенька, я могу как-то помочь тебе?

Я отрицательно замотала головой. По тому, как едва уловимо изменился взгляд Марианны Витальевны, я вдруг поняла: ворот моей блузки под её рукой чуть съехал, и она увидела сизо-голубоватый отпечаток лапы Белки, когда вчера та с силой схватила меня у самой ключицы. Ну и что теперь про меня можно подумать?!

На моё счастье в дверь без стука вошёл один из директоров и, не замечая меня, как если бы я была кактусом в горшке, загудел что-то о договоре с клиентом.

Я пискнула «спасибо» и попятилась к двери.

– Иди немедленно домой! – покатился мне вслед бисером голос Марианны Витальевны.

Я ещё раз поблагодарила и с несказанной радостью вышла из кабинета.

В бухгалтерии мне действительно выписали материальную помощь – шесть тысяч. Могло хватить на полтора «Сапсана» до Москвы, но я решила не шиковать и купить по интернету плацкарт на ночной поезд.