Ваш опечаленный друг,

Мария Клемм.

АННИ К МИССИС КЛЕММ

Октябрь 1849. Среда, утро

О, моя мать, моя любимая, любимая мать, о, что скажу я вам — как смогу я утешить вас — о, мать, это кажется большим, чем я могу вынести, — и когда я думаю о вас, его матери, которая потеряла все свое, я чувствую, что это не должно, нет, это не может быть — о, если бы я только могла вас видеть. Сделайте это, я умоляю вас, поспешите к Анни, как только возможно — придите ко мне, милая мать, я буду вам действительно дочерью — о, если бы я только могла отдать мою жизнь за него, чтобы он мог быть сохранен для вас, — но, мать, это воля Бога и мы должны подчиниться; и Небо даст нам силы снести это, — мы скоро (в самом позднем случае) встретим любимого и потерянного для вас здесь в том благословенном мире, где нет расставаний — ваше письмо в это мгновение пришло ко мне, но я видела известие об его смерти, за несколько мгновений перед этим, в газете — о, мать, когда я читала это, я сказала нет, нет, это неправда, мой Эдди не может быть мертвым, нет, это не так, я не могла поверить в это, пока я не получила ваше письмо, даже теперь, это кажется невозможным, потому что, как же это может быть — как могу я перенести это, — и, о, как может его бедная, бедная мать перенести это и жить — о, Боже, разве это не слишком много, простите мне, мать, но я не могу вынести, подчиниться без ропота, я знаю, это дурно, но, мать, я не могу, — если б мое собственное было взято, я могла бы примириться и утешиться, потому что у меня добрые родители, брат и сестра остались, но он был все ее — Боже, сжалься, утешь и поддержи ее, потому что это больше, чем она может вынести, — простите меня, если я придаю новую пытку к вашей печали, милая мать, но собственное мое сердце разрывается, я не могу предложить вам утешение, которого хотела бы, теперь, но, мать, я буду молиться за вас и за себя, чтобы я могла быть способной утешать вас — мистер Р. просит, чтобы вы приехали сюда, так скоро, как вы только можете, и оставались бы с нами так долго, как вам будет хотеться — сделайте это, милая мать, соберите все его бумаги и книги и возьмите их, и приезжайте к вашей родной Анни, которая сделает все, что в ее власти, чтобы вам было хорошо и чтобы вы примирились с горьким уделом, который повелело для вас Небо — не отказывайте мне в этом преимуществе, милая мать, мое сердце почти порвется, если вы не приедете — напишите мне, хоть бы одно только слово, так скоро, как только получите это — почта закрывается через 10 минут. Я должна кончить — моя любимая, любимая мать, Бог на небе да благословит и да поддержит вас, и да приведет вас благополучно к вашей собственной

Верной Анни.

НЕЙЛСОН ПО К МИССИС КЛЕММ

Балтимор, октября 11-го, 1849

Дорогая моя сударыня.

Если бы благоугодно было Богу, чтобы я мог утешить вас сведением, что ваш дорогой сын, Эдгар А. По, находится еще среди живых! Газеты, сообщая о его смерти, сказали только правду, о которой можем скорбеть и которую можем оплакивать, но не можем изменить. Он умер в воскресенье утром, около 5 часов, в Вашингтонском медицинском колледже, где он находился с прошлой среды. Когда он прибыл в этот город, где проводил время, когда был здесь, или при каких обстоятельствах, об этом получить сведения я не мог.

Оказывается, что в среду его увидали и узнали в одном из избирательных мест в старом городе и что его состояние было таково, что сделалось необходимым отправить его в Коллегии, где за ним ласково ухаживали до самой его смерти. Как только я услышал, что он в Коллегии, я отправился туда, но его врачи не сочли подходящим, чтобы я его увидел, потому что он очень легко возбуждался. На следующий день я зашел и послал ему смены белья и т. п. Я с радостью узнал, что ему гораздо лучше, и никогда в жизни я не был так потрясен, как в воскресенье утром, когда мне было послано сообщение, что он умер. Мистер Герринг и я сам, мы немедленно приняли все необходимые меры для его похорон, которые произошли в понедельник в четыре часа пополудни. Он лежит около своих предков на Пресвитерианском погосте на Зеленой улице.

Я уверяю вас, дорогая моя сударыня, что, если бы я знал, где письмо может застать вас, я сообщил бы вам своевременно печальную весть, чтобы вы могли проводить его гроб, — но я совершенно не знал, куда адресовать вам. За телом шли до могилы мистер Герринг, доктор Снодграсс, мистер 3. Коллинз-Ли (старый школьный товарищ) и я. Служба была свершена преподобным В. Т. Д. Клеммом, сыном Джеймса Т. Клемма. Мистер Герринг и я, мы искали безуспешно чемодан и платье Эдгара. Есть основание думать, что у него украли их, когда он был в таком состоянии, которое его делало нечувствительным к потере.

Я не буду предпринимать бесполезной задачи утешения вас при такой потере. Эдгар видел столько горя, — у него было так мало основания быть довольным жизнью — что, для него перемена вряд ли может считаться злополучием. Если она оставляет вас одинокой в этом мире тревоги, в этом мире беспокойства, да будет даровано мне дружеское преимущество выразить надежду, что в размышлении о мире, к которому он ушел, и к которому мы все поспешаем, вы найдете прочные и все достаточные утешения. Я буду рад всегда получить от вас весть и облегчить всяческим образом, насколько это в моей власти, печали, которым эта утрата может подвергать вас. Я хочу только, чтобы эта моя способность была равной моему расположению.

Жена моя присоединяется ко мне в выражении сочувствия.

Истинно ваш друг и слуга.

Нейлсон По

МАРИЯ КЛЕММ К АННИ

Октября 13-го 1849

Моя собственная, самая дорогая Анни, — я не обманулась в вас, вы еще хотите, чтобы бедный ваш одинокий друг приехал к вам…. Я написала бедной Эльмире и жду ее ответа. Уже хлопочут о том, чтобы опубликовать произведения моего утраченного любимца… — Я получила несколько соболезнующих писем, и одно, которое поистине доставило мне утешение. Нейлсон По из Балтимора написал мне, и говорит, что он умер в Вашингтонском медицинском колледже, не в госпитале, и от прилива крови к мозгу, а не от того, в чем обвиняют его подлые, подлые газеты. С ним было много добрых друзей, и до могилы его провожали балтиморские литераторы и многие друзья. Сильное возбуждение (и без сомнения, какая-нибудь неосторожность) вызвали это; у него ни разу не было промежутка сознания. Я не могу вам рассказать всего теперь. Они теперь ценят его и хотят отдать справедливость его возлюбленной памяти. Они хотят воздвигнуть монумент его памяти. Некоторые из газет, правда, почти все, отдают ему должное. Я влагаю в конверт статью из одной балтиморской газеты. Но это, милая моя Анни, не восстановит его. Никогда, о, никогда не увижу я эти милые, ласковые глаза. Я чувствую себя такой брошенной, такой злосчастной, лишенной дружбы, и одной… Я получила красивое письмо от генерала Морриса; он истинно любил его. У него было много друзей, но как мало ему в том пользы теперь. Мне нужно идти из дому — к его дому сегодня, чтобы привести в порядок его бумаги. О, чего только я не вынесу…,