Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нам?
— Мне. Отделу продаж и рекламному.
— Нет, Ребекка. Вы же знаете, в контракте об этом не было ни слова.
— Ох, перестаньте, Фрэнк! Все изменилось. Вы же сами знали, когда продали права на экранизацию, что этого следует ожидать если не от нас, то от телевизионщиков.
— Я вас предупреждал и их тоже, причем с самого начала, что я буду делать и чего не буду. Никаких рекламных штучек. Вы же знаете.
— Но, милый мой, это не в моих силах…
Продолжать он ей не дал.
— Никакой я не милый, Ребекка. Вы мне об этом сообщаете, когда обо всем уже договорились с рекламщиками, и прекрасно знаете, что я этого терпеть не могу. Ну, так о чем там речь? Давайте выкладывайте!
— Господи, Фрэнк, вы выступаете прямо как настоящий полицейский! Это не я, это наш рекламный отдел, они снюхались с телевизионщиками. Я вам обещаю, ничего особенного, просто пара интервью для радио, газет и так далее.
— И что все это означает для меня?
Ребекке, кажется, надоело торговаться.
— Именно то, что я сказала. Несколько жалких интервью. Не по телику, они там потом возьмут наши «хвосты»… Только радио. Не возражаете?
— Ладно, по поводу радио — о’кей. Но никаких фотографов. Они могут взять фото с суперобложки книги. — Да-да, сплошная таинственность. Снимок сбоку, в сидячей позе — рост никак не определить, — и шляпа, едва ли не полностью закрывающая лицо.
— Что вы так скромничаете? Вы же шикарно выглядите!
— Предпочитаю оберегать свою личную жизнь от посторонних, — заявил он строго и тут же подавил усмешку по поводу собственной напыщенности. — Это же ваши слова, Ребекка: «Если хотите сохранить инкогнито, делайте это с самого начала». Прекрасный совет! Я вам за него весьма признателен. — Но он прекрасно понимал — равно как и она, — что, с точки зрения издателей, да и с его собственной тоже, агрессивная рекламная политика всегда приносила наилучшие результаты. При этом стесняющийся фотокамер автор — просто находка для журналистов. — Так, а что еще? — спросил он примирительным тоном.
— Пара крупных изданий тоже хотят интервью. «Таймс», «Телеграф». Погодите, погодите! Мы дали согласие, но при условии, что вы сами утверждаете интервьюера. У вас есть право вето. О’кей? И мы ограничим общее количество, скажем, до шести.
— Минуту назад вы сказали «пара изданий». — Он уже устал спорить.
Ребекка замолчала.
— О’кей, — произнесла она после долгой паузы. — Сойдемся вот на чем: два лондонских издания и два дублинских. Плюс радио, конечно.
— Конечно. Разве у меня есть выбор?
— Только в смысле того, кто именно будет вас интервьюировать — а договориться об этом было не так-то просто, должна вам сказать. Вы ведь хотите, чтобы ваши книги продавались, не правда ли? Иначе зачем вам было их писать? — Последнее соображение, однако, вслух высказано не было.
Фрэнк подумал о деньгах, которые уже заработал и которые еще заработает, если хотя бы на этот раз уступит и нарушит правила, которые сам для себя установил.
— Думаю, могло быть и хуже, — признался он. — Только никому не давайте мой адрес, о’кей?
— Я его вроде как не знаю, — живо отреагировала она. — Вам бы неплохо купить себе новую шляпу. Эти парни настаивают на присутствии фотографа.
О Господи! В эту минуту он решил отпустить бороду и завести темные очки.
— Ладно, — сказал он, сдаваясь. — Придется что-то этакое придумать, так?
— Вот именно! — обрадовалась она. — Я уверена, что никаких особенных заморочек не будет. Вы отлично выглядите на фото, Фрэнк! Вряд ли найдется хоть один фоторепортер, способный испортить ваш имидж.
И Фрэнк, сдавшись под напором этой лести, позволил убедить себя. Что было крайне наивно с его стороны. И с ее стороны тоже.
«Данкреа лиснинг пост» (архив)
Муниципальный совет Дейнгина отказал в выдаче разрешения на перестройку имения Корибин, которая предусматривала снос дома и возведение на его месте новой гостиницы и яхт-клуба с причалом. Представитель муниципалитета заявил, что «будет сущим вандализмом, если мы позволим снести столь значительную местную достопримечательность».
Она проводила меня до самого коттеджа. Теперь уже не было никакого смысла таиться, так что мы пошли прямо к дому. В переулке с нами разминулся какой-то старик. «Прекрасный вечер, слава Богу», — сообщил он, прикоснувшись рукой к шляпе, словно был с нами знаком. Я оглянулся через плечо и увидел, что он тоже оглянулся на нас.
— Кто это? — спросил я у Шэй.
— Кто?
— Да этот старикан, который только что прошел мимо.
— А я и не заметила. — Она оглянулась, но его уже не было видно.
— Он вроде как знает тебя, — заметил я.
— Ну, этот хренов остров не так уж велик, так что, надо думать, знает. А какая разница?
После чего мы почти не разговаривали. У меня вдруг заболел живот. Может, это было следствие того, что я переел жаркого, но больше походило на предчувствие беды.
— Зайдешь? — спросил я возле задней двери.
— Нет, лучше я сразу назад, а то она еще разыскивать меня пойдет. — Шэй захихикала. — Мэрилин всегда предполагает худшее.
— Да на минутку!
Мы набросились друг на друга, еще не успев войти внутрь.
— Мне пора, — говорила она всякий раз, когда мы размыкали объятия, чтобы вдохнуть воздуху. Я очень хотел ее, но меня одолевали всякие страхи и предчувствия. Что она уйдет и больше никогда не вернется ко мне, узнав все, что ей готова рассказать Мэрилин. Или если даже и вернется, то я все равно своего не получу. Или, если даже и получу, ей это не понравится. Слишком уж здесь сыро и воняет. Никакой романтики. Мне нужно было не просто быстренько перепихнуться, но я боялся, что Шэй сочтет меня глупым и неуклюжим сопляком. Неумехой. Я страстно желал, чтобы она крепко прижалась ко мне, чтобы любила меня, а больше всего мне хотелось рассказать ей о себе все, что я еще не рассказал. При этом я понимал, что молчал слишком долго. В голове все смешалось, я не имел понятия, с чего начать. Хотелось просто умереть. Я не представлял, что ей наговорит Мэрилин и о чем сама Шэй уже догадалась на основании тех скудных сведений, которые я ей сообщил.
Времени, чтобы подготовить ее, у меня не было, так что я не стал даже пытаться.
— Завтра придешь? — спросил я.
Она отодвинулась от меня и засмеялась.
— Потому что сейчас уже времени нет, да? — уточнила она достаточно жестко. Но выглядела при этом как розовый бутон.
Я схватил ее и притянул к себе:
— Послушай, Шэй. Есть вещи, о которых я тебе не говорил. Не те, о которых я знаю, нет, это то, о чем я догадался, до чего сам додумался.