– Но должен же кто-то хоть что-то знать! – возмутилась Алла, понимая, однако, что опер не виноват в том, как обстоят дела.

– Похоже, единственной, кто более или менее близко общался с Лидой, была некая Маргарита Уразаева. Она в некотором роде взяла шефство над молодой коллегой и опекала ее… Надо же, опека – опекала! Ну вот, короче, эта самая Уразаева, как назло, как раз и находится в Казани, у больной матери.

– Вы ей звонили?

– Абонент недоступен. Может, деньги кончились, а может, зарядка или еще что-то. В любом случае я буду продолжать пытаться, ведь она может что-то знать… Если, конечно, гибель нашей жертвы связана с родом ее деятельности.

– Правильно, продолжайте. И знаете, что еще, Антон: хорошо бы опросить участковых по известным адресам, а также приставов – кто-то из них должен был присутствовать во время визитов опеки, особенно если речь шла об опасности для детей и их изъятии из семьи. Участковые могут быть в курсе, если имели место скандалы и угрозы, да и приставы – тоже.

– Сделаю, Алла Гурьевна!

На некоторое время в разговоре образовалась пауза, так как официант принес стейк с жареной картошкой, и Шеин набросился на него так, словно не ел пару суток.

«Вот кому не грозит ожирение», – с завистью думала Алла, глядя, как крепкие челюсти опера перемалывают мясо.

Шеину перевалило за сорок пять, но он оставался поджарым, как волк, – ни намека на брюшко или обвислый зад…

Да, все-таки конституцию никто не отменял! С другой стороны, диетолог Добрая не устает подчеркивать, что всем от рождения дается примерно одинаковое тело, и только от самих людей зависит, использовать его правильно или портить вредной пищей и гиподинамией.

– Ну а что слышно от Дамира и Шурика? – поинтересовался Антон, утолив первый голод и откидываясь на спинку стула в ожидании хачапури и десерта. – Они что-то нарыли?

– Процесс идет, – ответила Алла, помешивая вилкой тушеные овощи. – Хорошо еще, что Лида недолго проработала в опеке, иначе страшно представить, сколько дел пришлось бы поднимать! Насколько я поняла, пока что нашлось одно подозрительное дельце, в котором принимала участие Ямщикова.

– Что за дельце?

– Подробностей выяснить я еще не успела, однако известно, что опека забрала детей из семьи, где погибла мать, а отец в тот момент сидел в тюрьме.

– За что сидел?

– Не знаю – надеюсь, Дамир с Александром нам позже расскажут. Получить опеку над внуками пыталась бабушка со стороны матери, но ей не позволили этого сделать – видимо, по возрасту.

– Так они что, считают, что папаша-сиделец мог грохнуть нашу девочку?

– Пока рано строить предположения. В первую очередь необходимо искать тех, у кого имелся на Ямщикову самый большой зуб. Во-вторых, нужно учитывать способ, которым совершено убийство: не каждый человек воспользовался бы медицинским препаратом, ведь для этого требуется знать принцип его действия. Да и купить можно только по рецепту…

– Ой, Алла Гурьевна, насчет рецепта – ну, вы ж понимаете!

– Вы об интернете?

– Естес-с-сно!

– Согласна, что в наши дни можно обойтись неофициальными источниками чего угодно, и все же знание – сила, верно? Если кто-то собирался расправиться с Ямщиковой, он должен был быть уверен в том, что препарат окажет именно то действие, на какое он рассчитывал.

– Злодей желал представить все как самоубийство.

– Вот именно, а значит, он не мог взять первое попавшееся лекарство и положиться на авось! Даже если бы выяснилось, что использовался феназепам, это списали бы на случайность или на то, что Лида специально приняла слишком большую дозу: не просто же так в ее аптечке оказались полупустые блистеры! Убийца действовал явно не в состоянии аффекта – он тщательно готовился как к самому преступлению, так и к сокрытию его следов. В общем, мы ищем организованного преступника, который ненавидел Лидию Ямщикову… Или того, для которого Лидия Ямщикова представляла опасность.

– Вы знаете что-то, чем не поделились с нами? – насторожился Шеин.

– Нет, но вдруг она могла своими действиями кому-то навредить, и ее убрали вовсе не из-за личной неприязни?

– Да Ямщикова же была всего-навсего младшим специалистом – кому она могла навредить? – развел руками опер, едва не задев официанта, явившегося с очередным блюдом.

– Понятия не имею, – вздохнула Алла, отодвигая тарелку: она чувствовала, что не сможет съесть больше ни кусочка этого полезного и практически безвкусного блюда.

Добрая обещала, что со временем станет легче, организм научится любить то, что правильно, а не то, что вкусно, но, судя по всему, у организма Аллы была индивидуальная непереносимость диетической пищи!

Каждый раз, проходя мимо прилавков с аппетитными булочками, пирожными и другими «вредностями», она ощущала, как рот наполняется слюной, а глаза начинают виртуально «есть» всю эту прелесть, хотя мозг твердил: «Фу, нельзя!»

Когда же он наступит, тот благословенный момент, когда Алла сможет спокойно наблюдать, как ее сотрапезники поглощают пищу, услаждающую их вкусовые рецепторы?!

– Короче говоря, – подвела итог беседе Алла, – мы не должны сбрасывать со счетов никого: любой родитель, считающий себя обиженным, мог затаить злобу на Лиду. Особенно если он хоть немного знаком с фармакопеей!

* * *

Несмотря на то что Мономах сам выдвинул предложение посетить съемную квартиру Протасенко с целью выяснения, не там ли кроется источник мелиоидоза, он до последнего мгновения надеялся, что Гурнов не сумеет уговорить Олешина дать им ключи. Но глупо было считать, что патолог не справится с поставленной задачей: если он полагал, что что-то необходимо сделать, то не останавливался ни перед чем, и никакие преграды физического, морального или даже сверхъестественного толка не могли ему помешать. Поэтому, встретившись после работы на больничной автостоянке, мужчины уселись каждый в свое авто и двинулись по адресу, записанному на бумажке все тем же Олешиным.

Мономах даже не стал спрашивать Гурнова, как ему удалось убедить завинфекционным отделением взять на себя ответственность, – пусть это остается загадкой!

Когда друзья оказались у двери квартиры Протасенко, Гурнов вставил ключ в замок: обратного пути не было.

Обстановка в квартире была какой-то обезличенной, ничего не говорящей о проживающих здесь людях— ни тебе фотографий, ни картинок, фигурок и прочей мишуры.

В сущности, это объяснимо, ведь жилплощадь не являлась собственностью младшей Протасенко, а потому у нее не было желания обустраивать здесь гнездышко, украшая его по своему вкусу.

– Начнем, пожалуй, с ванной? – предложил Гурнов. Мономах остался в комнате и огляделся. Где хозяева могли хранить лекарственные средства?

– В ванной аптечки нет! – услышал он голос Гурнова, словно услышавшего его мысли.