Сейчас моя мама вернулась к учебе, чтобы потом работать в социальной службе, и мы очень сблизились. Мы часто подолгу обсуждаем отца, его поведение и ее отношения с ним. Из этих разговоров я поняла, как несчастна она была в браке.

Из наших разговоров мама узнала о том, что я злюсь на отца, и поняла, что мне необходимо выплеснуть свою злость. Но она думала, что все это из-за его душевной черствости и агрессивно-компульсивного поведения. Много раз мы все (и мама, и дети) были свидетелями его необъяснимого гнева, резкой перемены настроения, не говоря уже о некоторых его странных привычках. Навещать родителей было не так приятно, как хотелось бы. Нет ничего удивительного в том, что во всех нас живет злоба; нам никогда не разрешалось спорить с ним или злиться на него, потому что его реакция могла быть непредсказуемой. Мама рассказывала мне, что были случаи, когда он бился головой о стену или колотил по ней кулаками. Она тоже всегда боялась его, даже в самые первые годы их брака. Если он бывал спокоен и расслаблен, это могло означать лишь затишье перед бурей.

Проблема еще и в том – а я уверена, что так всегда и бывает в подобных случаях – что многие люди считают моего отца идеальным; они думают, что у нас образцовая семья. Мы все тоже придерживались этого мнения, пока не выросли. Мой отец – священник, сейчас уже на пенсии. Его отец тоже был священником, как и два его брата. Мои друзья даже завидовали тому, что у меня такой «классный» отец. Друзья моей матери говорили ей о том, как же ей повезло выйти замуж за такого замечательного человека. Прихожане его церкви обожали отца даже больше, чем своих богов. И многие женщины пытались его соблазнить. Но никто из этих людей не жил с ним под одной крышей, как мы.

Размышляя о нашей жизни, я теперь понимаю, что все в ней было совсем не таким, как казалось окружающим. У меня было несколько братьев и сестер, все мы были очень хорошо воспитаны, наши родители всегда были вместе и не стали разводиться, как многие другие в то время. Я была образцовым ребенком – воспитанная милая девочка, отличница, взрослая не по годам. Практически идеальный ребенок для посторонних. Не так давно моя мама сказала, что всегда думала, что из пятерых детей у меня одной никогда не будет проблем в жизни. Но когда мы сблизились, она смогла получше узнать меня.

В течение последних нескольких лет, еще до разговоров об инцесте, все кроме отца постепенно начали осознавать, что наша семья была вовсе не идеальной. Теперь мы со старшей сестрой стояли перед выбором. Должны ли мы рассказать матери о том, что отец сделал с нами много лет назад? Стоит ли сейчас раскрывать эту тайну? Что станет с семьей, которая и так никогда не была семьей в настоящем смысле этого слова? Сможем ли мы смотреть в глаза матери после этого? Как отреагируют на это другие члены нашей семьи? И что станет с этим искусственно возвеличенным человеком, которого никто по-настоящему не знает, даже он сам?

Мы решили, что что-то сказать нужно. Моя старшая сестра так же боялась столкновения с отцом, как и я в начале терапии, но мой гнев был настолько силен, что каким-то образом помог мне справиться со страхом. Момент столкновения с отцом приближался, и мать сопоставила факты. Она догадалась – благодаря нашим с сестрой намекам и своим наблюдениям за поведением отца (перемены настроения, компульсивное поведение, сексуальная озабоченность и тому подобное). Она спросила, приставал ли отец ко мне когда-нибудь. И я ответила «Да». По выражению ее лица я поняла, что случилось то, чего я так боялась. Но я также увидела, что ее решимость и сила преобладают над другими чувствами. Она согласилась с тем, что я сначала сама поговорю с отцом. Она тоже многое хотела ему сказать и с нетерпением ожидала этого момента.

На следующий день я поговорила с отцом один на один. Честно признáюсь, что этот разговор и необходимость открыть ему свою душу и не скрывать своих чувств был самым сложным испытанием в моей жизни. Он знал, что я приняла какое-то важное решение, и беспокоился за наши отношения. А еще он догадался, что моя злость и холодность каким-то образом связаны с совращением. Разумеется, он ничего не забыл и ничего не отрицал.

Разговор получился неимоверно грустным, мы оба рыдали. Несмотря на то, что я обвиняю его во всем и испытываю жгучую обиду и злость, мне все-таки грустно сознавать, что это действительно произошло со мной и так часто происходит с другими. Сердце разрывается, когда видишь, во что превратилась жизнь и что стало с семьей. Мучительно видеть, как отец превращается в беспомощного заблудшего человека. Но что самое странное, даже когда я изливала на него свой гнев, я все еще любила его. И это был последний раз, когда я ощущала эту любовь. Теперь я испытываю к нему отвращение, злость или жалость. Не знаю, наладятся ли когда-нибудь у нас с ним отношения или нет.

Сейчас мои родители проходят психотерапию и готовятся к разводу. Мы со старшей сестрой продолжаем лечение, и когда-нибудь я хотела бы работать с детьми и взрослыми женщинами, ставшими жертвами сексуального насилия. Другие сестры и брат понимают, что происходит, и мы часто говорим об этом. Кстати, брат рассказал нам о том, что однажды он тоже пережил домогательства со стороны отца. На самом деле, только теперь мы впервые стали настоящей семьей, мы научились слушать и понимать друг друга. Я, наконец, чувствую себя настоящей, я стала лучше понимать мотивы своих желаний и поступков. Это помогает мне отстаивать свою точку зрения в семейных и других делах. Мне как никогда нравится проводить время с мамой, братьями и сестрами. Теперь между нами есть очень крепкая связь. Мы все заботимся друг о друге, мы стали более чуткими и внимательными друг к другу. Мы растем.

Мы переживаем за развод родителей, но не удивляемся тому, что они расходятся. Все к лучшему, просто к этому сложно привыкнуть, потому что они были женаты тридцать пять лет. Мама жалеет, что потратила бóльшую часть этого времени на то, чтобы сделать из отца того человека, которого она хотела в нем видеть, и это меня очень