Потом мне захотелось пересмотреть наши совместные фотографии. Весь архив. Я спустилась в гостиную, достала с верхней полки шкафа для книг пыльные фотоальбомы и утащила их в спальню.

Я перелистывала их и думала о прошлом, о тех днях, которые с особой бережностью и нежностью всегда носила в своём сердце. Здесь была вся наша жизнь, летопись нашей дружбы. Я смотрела на Честера и на себя, на наше взросление, на то, как из милых детей с ободранными коленками и перепачканными чёрт знает чем лицами мы превращались в неуклюжих подростков. Измазанные джемом и ореховой пастой, гоняющие на великах, стоящие на сцене начальной школы в какой-то глупой сценке по случаю Дня Благодарения, где мне почему-то отвели роль индейки. Моё зарёванное лицо абсолютно чётко говорило, что я об этом думала.

Вот мы, прыгающие в озеро с пирса, а моего отца на заднем фоне, кажется, через секунду хватит удар, настолько крутые сальто — одна вперёд, второй спиной, — мы заложили.

Вот я старательно что-то рисую на гипсе у Честера, покрывающем его левую руку до локтя, аж язык высунут от напряжения. Кажется, я пыталась изобразить цветы и облака, но Чест настоял на танцующих скелетах. В ту весну он не совсем удачно навернулся с дерева, заработал перелом, а мне тоже хотелось сломать руку из солидарности, но Честер сказал, что я не в себе и несу ерунду. Через несколько дней я ещё с большей завистью смотрела на него, когда он заехал своим гипсом Тарику, пытавшемуся неудачно пошутить насчёт состояния Честа, мол, он теперь может играть в бейсбол без биты или что-то в этом духе. Мне почему-то гипс Честера казался неимоверно крутым, что-то вроде тайного оружия супергероя.

А вот мы постарше: скромная Покахонтас и отчаянный ковбой. Я захихикала, вспоминая, как рьяно мы поливали друг друга из водных пистолетов, а потом залезли на крышу заброшенного дома и обсыхали на солнце, строя планы на конец лета. Кажется, я упиралась и не хотела ехать к матери, но Честер, собиравшийся пожертвовать двумя неделями каникул у друга в Нью-Мексико, пообещал составить мне компанию в скучной поездке. У Флоранс я всегда была предоставлена самой себе, пока она носилась на свидания и колесила по штату за очередным мужчиной мечты. Иногда в ней просыпался материнский инстинкт, но в такие моменты мне хотелось, чтобы он дремал и дальше. Потому что Флоранс могла задушить своей любовью, особенно такую вольную дочь как я, привыкшую к самостоятельности с вечно пропадавшим на работе отцом. Слава богу, болезненные для окружающих приступы любви длились у матери недолго.

На следующей фотке мы улыбались, демонстрируя брекеты. Ох, как же мы их искренне ненавидели.

Взяв в руки очередной альбом, отмерявший вехи нашего с Честером взросления, я заметила, что он намного тоньше детских, потому что с каждым годом мы всё меньше печатали фотографий, предпочитая хранить воспоминания в соцсетях и на жёстких дисках компьютеров.

Снимки всё больше были полароидными. И была в них своя прелесть. Моментальные, улавливающие мили-секунды до печати, с широкой белой полосой под изображением, где можно было что-то написать на память. С каждой фотографией мы с Честером всё больше походили на самих себя нынешних.

Вот, например, с прошлогоднего Хеллоуина — Одна секси-ведьмочка и её маленький монстр с обольстительным Дьяволом. Это мы кривлялись на фоне моего древнего автомобиля, который и был тем самым маленьким малолитражным монстром. С помелом в руке и с закрученными в два сбитых пучка на голове волосами я пыталась запрыгнуть на того самого обольстительного Дьявола-Честера и стянуть с него мигающие в ночи красные рожки. Но он лишь преспокойно улыбался, сложив руки на груди и позируя на камеру.

На следующей серии фоток мы валялись в кровати под одеялом, всклокоченные после почти бессонной ночи. Мы заболтались до утра, подрыхли немного, а потом устроили себе утренний фотосет. Честер подписал своей рукой: «Сонное воскресенье и по традиции наше сонное селфи».

Интересно, почему я тогда не понимала, насколько опасно было находиться в Честером в одной кровати так близко? Ведь я прекрасно знала о его репутации. Да и он бывало сам мне иногда что-то рассказывал, без излишних подробностей, конечно.

Я изучала, как он обнимает меня на другой фотографии, и теперь почему-то в его фигуре, улыбке и взгляде видела то, чего раньше не замечала. Именно об этом мне говорила Таня. О том, как Честер смотрит на меня, думая, что я не вижу.

Что ж… Если Честер хочет, чтобы мы были парой, я готова быть с ним. Я слишком устала сопротивляться ему… себе… своим чувствам. Правда, меня мучили сомнения. А что, если я неправильно поняла его? Что, если он вовсе и не это имел в виду?

Фиона в разговоре фыркала на мои с виду обоснованные вопросы, говоря, что я была настолько слепа, что не замечала очевидного. И что Честер оказался умнее меня, давно примирившись со своими чувствами. Но почему тогда я раньше в упор не видела этих чувств? Почему именно сейчас?

Мне была нужна ясность, и, как я надеялась, сегодня мы с Честером поговорим обо всём… откровенно.

На въезде на стоянку меня обогнал тёмно-синий форд, в котором я узнала машину Питера, на пассажирском сиденье рядом с ним сидела Пэгги. Питер улыбался и, видимо, пытался как-то расшевелить сестру Калеба, но та, полуотвернувшись от него, уставилась в окно.

Питер и Пэгги — неожиданно.

Удивлённо округлив глаза, я пропустила их и медленно двинулась следом. Ну, может, оно и к лучшему.

Припарковавшись на своём привычном месте, я подхватила рюкзак и выбралась из машины.

С неба сыпал редкий крупный снег. Запрокинув лицо, я позволила нескольким снежинкам осесть и растаять на моей коже.

Я была преисполнена радостного ожидания и нетерпения. Покрутив головой по сторонам, я поискала взглядом машину Честера и нашла её на привычном месте. Он стоял в окружении своих друзей, но, заметив меня, хлопнул Райли по плечу, оповещая, что разговор окончен. Парни оглянулись, я смущённо улыбнулась. Райли подмигнул мне и помахал рукой, я кивнула, мой взгляд тут же вернулся к Честеру. Засунув руки в карманы куртки и пожав плечами, он улыбнулся мне.

Я знала, что всё изменилось.

Он знал, что всё изменилось.

Закусив губу, я опустила взгляд под ноги и помотала головой, затем, обойдя машину, посмотрела на Честера, наблюдая за тем, как его улыбка становилась всё шире и шире.

Я была уже готова пойти к нему,