я не решаюсь. Мне не хочется останавливаться, начинаю петь следующую песню, призывая пацана продолжать. Но он вдруг останавливается и замолкает, смотря мне за спину. Оборачиваюсь, Роберт стоит в дверях. Тоже замер.

— Вы слышали? — шепчу ему я. Кивает, сглатывая. — А может, вместо плавания отдадим его в музыкальную школу? — усмехаясь, спрашиваю я.

— Обсудим позже, — делает шаг в комнату и треплет сына по волосам. Это вообще первое прикосновение к ребенку за все время, что я здесь. Такой простой жест отца, но для меня поразительный. — Пойдемте вниз, — велит Роберт, и мы вместе спускаемся.

Убегаю на кухню готовить завтрак, Тема по традиции тискает кота в гостиной, это теперь его утренний ритуал – обниматься с котом.

Слышу позади себя шаги Роберта, и снова неловко. Я не знаю, как себя вести и что говорить. Я не понимаю, что будет с нами дальше, и чувствую вину. Я вообще потерялась. Не смотрю на мужчину, достаю молоко, масло, принимаясь варить кашу. Но все это механически, каждой клеточкой тела я чувствую на себе мужской взгляд.

— Кофе? — предлагает Роберт, настраивая кофемашину.

Молча киваю. Моя дерзость и чувство юмора пропали. Я не знаю, что говорить и как говорить с этим мужчиной.

Кто он мне?

Что теперь будет со мной?

Куда идти, если меня отсюда попросят?

Не знаю. Ни одной внятной мысли в голове нет. А самое главное – я не понимаю, что мне делать с чувствами к Роберту, которые не дают покоя.

Всыпаю в кипящее молоко рисовые хлопья, помешиваю, краем глаза наблюдая за тем, как мужчина делает себе эспрессо, а мне латте, хотя не спрашивал, чего я хочу. А люблю и всегда пью я только латте.

Запомнил?

Хочется верить, что да.

Мне вообще хочется верить, что наш секс, его защита от обидчиков и вчерашняя ночь – это не просто так, не ради удовлетворения похоти, не ради Артема, а ради меня. Но всё так нереально, и продолжения может не быть.

Мужчина протягивает мне кофе, как только я снимаю сотейник с кашей с плиты. Принимаю чашку, отпиваю глоток.

— Спасибо. Вы будете кашу? Или приготовить омлет, или сырники сделать?

От волнения начинаю суетиться. Правду говорят: секс – не повод для близости. Теперь я поняла, как это. Он был глубоко во мне, творил со мной, что хотел, но близки мы не стали. И оттого очень горько. Не умею я разделять секс и личное, как это сейчас модно.

— Если можно, тост с маслом и сыром, — просит Роберт. И это уже прогресс, обычно он отрицает мою заботу.

Киваю, включая тостер, и достаю хлеб. Надо задать главные вопросы, которые меня гложут. Что будет со мной, в каком я теперь положении и почему он вчера меня остановил. Но не решаюсь.

— Артем заговорил, — снова повторяю я.

— Запел, но да, я слышал.

— Ну это же замечательно?

Прячу улыбку, закусывая губы.

— Да, — кивает Роберт.

Снова молчим. Роберт пьет кофе и наблюдает, как я делаю тост с сыром. Мне приятно его внимание, но и настораживает.

Боже, оказывается, неопределённость – хуже всего.

— А кто повезёт Тему на плавание и в школу развития? — интересуюсь я, подавая мужчине тост. — Я ведь теперь не могу... И что будет со мной? — всё-таки решаюсь спросить.

— Занятия временно отменяются, — спокойно сообщает мне Роберт. — Вы сидите дома и не покидаете пределы территории. Всё, что нужно, привезет Иван. Позанимайся с Артемом сама, пробуй его разговорить. У тебя получается.

Киваю, закусывая губы.

— Буду очень тебе благодарен.

— Да прекратите, — отмахиваюсь. — Это я виновата, что не оценила масштаб угрозы. И мне очень стыдно.

— Это твой косяк, да. Но в остальном ты не виновата. Если, конечно, рассказала мне всю правду, — заглядывает мне в глаза, обжигая своим синим ледяным холодом.

У Роберта очень глубокие глаза, они почти всегда холодные, но красивые, пронзительные. В такие глаза можно влюбиться. Что, по ходу, со мной и случилось...

— Да, я рассказала всю правду. Мне нечего больше скрывать.

— Я верю, — кивает. — Но все равно буду проверять, чтобы понимать, куда вписываюсь и за что буду отвечать.

— А вы будете отвечать? Это же не ваша проблема, — выдыхаю.

— Насколько я понял, сама ты решить ее не сможешь. Поэтому решать буду я. Есть возражения? — вскидывает бровь.

— Нет, — снова хочется улыбнуться, но я сжимаю губы. Немного выдыхаю.

Поверьте, иметь человека, который решит твои проблемы и возьмет их на себя, – это роскошь в нашей жизни.

— Иди сюда, — подзывает меня, поворачиваясь лицом к окну.

Подхожу.

— Видишь там парней? — указывает мне на двор.

Там и правда два парня: один – в камуфляже, второй – в обычной джинсовой рубашке; они курят возле ворот, общаясь с Иваном.

— Это ваша охрана, они никого не впустят, но и не выпустят вас. Они будут здесь постоянно, сменами, пока я не решу, что вы в безопасности. Не поить их кофе, чаем, не предлагать завтраки и обеды, не собираться на кухне и не заигрывать. Ивана это тоже касается, — строго сообщает он мне.

Я произвожу впечатление легкомысленной и легкодоступной?

Что он там обо мне надумал?

Обидно.

— Я и не собиралась.

— Вот и не собирайся, — ухмыляется мужчина. Отходит от окна, ставит чашку из-под кофе в раковину, споласкивая ее.

— А можно вопрос? — облокачиваюсь бедрами на подоконник.

— Попробуй.

— Ваше наставление «не общаться с парнями» – это инструкция по соблюдению правил общения между персоналом? Или ваша личная инициатива?

— Личная инициатива? —