о своих проблемах не посчитала нужным?

— Если бы я сказала, вы бы не взяли меня, — в руки произносит она, снова всхлипывая. — Я думала, меня никто не найдёт. Забудут обо мне.

— Думала она! — психую, поднимаясь с места. — Ты подвергла опасности ребёнка. Моего сына, за которого я порву, — вынимаю сигарету, распахивая окно, закуриваю, выпуская дым. — Выпороть тебя за это надо, а не разговоры разговаривать.

И боюсь я теперь не только за сына...

Как представлю, что было бы, если бы Машу поймали без меня... Выворачивает наизнанку, и внутренности обжигает. У меня всё сжимается за девочку, и накатывает агрессией ко всем ее обидчикам.

— Я понимаю. Я идиотка, простите, — опять плачет. — Не хочу, чтобы Темочка пострадал. Я прямо сейчас соберу вещи и уйду.

Срывается с места, открывает шкаф, хватает сумку, начиная беспорядочно закидывать туда вещи.

Глубоко вздыхаю, с минуту наблюдая. Тушу окурок пальцами, обжигая подушечки, вышвыриваю сигарету в окно, подхожу к Маше, отбираю у нее сумку, выдёргиваю из рук шмотки и отбрасываю их в сторону.

— Ты точно идиотка, — качаю головой.

Всё, рыдает, давясь слезами.

— Иди сюда, — сгребаю ее в охапку. Надавливаю на затылок, прижимая к груди, глажу по спине и волосам. — Всё, тихо, тихо, — хрипло шепчу ей. Внутри снова всё сжимается, но уже не от ярости или страха, а от чего-то другого, очень глубокого, чего я не могу себе позволить. Но Маше нужно дать это сейчас. И я ломаю себя, больно, с треском.

Поднимаю девочку на руки и укладываю на кровать рядом с собой, накрывая нас одеялом, продолжая ее прижимать, целуя волосы и дыша тонким, нежным запахом.

Глава 23

Мария

Проснулась я по будильнику, и Роберта в моей кровати уже не оказалось. Остался лишь терпкий запах с примесью табачного дыма.

Я точно помню, что засыпала в его руках. Мне было хорошо и надежно в этих сильных объятьях. И что-то мне подсказывает, что ушел он не недавно, проснувшись раньше, а сразу после того, как я заснула.

Несмотря на то, что вчера я совсем не пила алкоголь, чувствую себя, словно с тяжёлого похмелья. Так бывает, когда накануне отдала слишком много энергии и эмоций. Наступает откат. А вчера я испытала целый спектр эмоций, как на качелях: сначала меня окунули в жуткий страх, потом – в дикую вину, затем – в страсть, истерику, а потом убаюкали теплотой и нежностью. И вроде в итоге всё закончилось не так плохо. Этот холодный мужчина дал мне самое необходимое, что было надо в тот момент. Но наутро всё стерлось.

Голова тяжёлая, в висках пульсирует от каждого резкого движения, хочется спать, лечь назад в постель, зарыться в подушку с мужским запахом и уснуть с ощущением, что Роберт рядом. Но я не могу себе этого позволить.

Медленно собираю разбросанные мной вчера вещи, когда хотелось уйти, не зная куда. Я осознала степень своей глупости, стало жутко стыдно за то, что подвергаю опасности ребёнка, и захотелось как можно дальше увести от него эту угрозу. Хотя самой дико страшно. Ну не думала я, что меня найдут за сотни километров. Я вообще не думала, что меня будут искать. Мы не в триллере, и в жизни так не бывает.

Оказалось, бывает…

И когда я это поняла, накрыло истерикой. Нет ни одного места, где меня оставят в покое. Поможет только – решить проблему, а не бежать от нее. А как ее решить, я не знаю.

Нет у меня такого ресурса.

Я никто и ничего не могу.

Поднимаю разорванное Робертом мятное платье, и, как настоящей женщине, снова хочется порыдать. Жалко платье, оно дорогое и очень красивое, я в нем была красивой. Дело, конечно, не в платье. Роберт его купил и имел право разорвать. Дело в моем нестабильном настроении и полной неизвестности. Я уже научена и понимаю, что очередной секс не принесет мне «долго и счастливо», продолжения может не быть, наивно надеяться и фантазировать не стоит.

И наша близость после…

Его сильные, но такие ласковые руки, глубокое дыхание мне в волосы, касания горячих губ – ничего не значат. Утро расставит всё на свои места.

Пока Артемка спит, тихо иду в душ приводить себя в порядок. Я чувствую, что мужчина дома, в ванной еще мокрая душевая кабина, пахнет мужским гелем для душа и пеной для бритья.

Снова неловко и стыдно попасться Роберту на глаза. Он разрешил остаться в этом доме, но что меня ждет дальше, я не знаю. Не могу больше быть с ребёнком, потому что это опасно.

Надеваю домашнее платье в стиле бохо, я купила его на первую зарплату. Такое легкое, широкое, тону в нем, но мне нравится вольный стиль. Собираю волосы вверх, надеваю белые носки, потому что отчего-то холодно после душа, и иду будить мальчишку.

Улыбаюсь пацану, хотя совсем не хочется, но ребенок не должен ловить мои негативные эмоции. Дети как губки, они очень чувствительны и тонко улавливают настроения взрослых.

До последнего оттягиваю время, помогаю Теме умыться, выбираю ему одежду, решаю сделать с ним зарядку в спальне, когда обычно мы делали это в гостиной.

Зарядка у нас своеобразная, не по методичкам Раисы Алексеевны. Включаем музыку на телефоне и танцуем. Сегодня мне совсем не хочется танцевать, радоваться нечему, но я делаю это всем назло.

Начинаю петь песню, льющуюся из телефона. Тема смеется, танцуя вместе со мной, и в какой-то момент неожиданно тоже начинает громко петь, повторяя припев.

Замираю на секунду, распахивая глаза, прекращая дышать.

Он говорит!

Довольно неплохо.

Темочка замирает вместе со мной, и я отмираю, продолжая петь и танцевать. И Тема снова весело повторяет слова. Мне хочется лететь вниз к Роберту и сообщить ему, что его сын заговорил. Хотя запел, конечно, но это неважно. Это уже огромное достижение, а