Люди Аслана цепью идут поперек двора училища, держа автоматы наизготовку. Они совершенно спокойны, разговаривают, даже смеются, уверенные в своей силе и безнаказанности. У Ника мелькает мысль, что это не целенаправленный рейд, а обычная разведка или даже простое патрулирование. В этот район города, достаточно удаленный от центра, патрули аковцев, судя по всему, еще не забредали. Но все когда-нибудь бывает в первый раз.

— Их нельзя упустить, — доносится до Ника со стороны деревьев тихий голос Хала. — Мочим всех, блин. Где Очки?

— Я здесь, — отзываются из-за его спины Юсупов. — Наверное, эта… надо подпустить ближе, да?

— Когда дойдут до акации — стреляем разом, — чуть приподнявшись из травы, говорит им Ник. — Я беру двух левых, вы поделите остальных. И хорошо бы кого-то живьем взять.

— Языка, блин, — шепотом смеется Хал. — Слышь, Очки, по ногам стреляй, понял?

Тянутся томительные и волнующие секунды ожидания. Ник через просветы в траве разглядывает противников. Это взрослые, крепкие мужики. Оружие они держат умело, в движениях угадывается расслабленная сила и немалый опыт. Подняв ствол автомата, Ник ловит в прорезь прицела крайнего, небритого, с расплющенным носом, и кладет палец на спусковой крючок.

Когда до раскидистого куста акации, зеленым шаром выкатившегося на край плаца, аковцам остается пройти метров десять, неожиданно грохочет автомат Хала и тут же ему в унисон начинает стрелять Юсупов.

— Куда, рано! — в отчаянии орет Ник и тоже дает короткую, экономную очередь в три патрона — как учил на стрельбище армейский инструктор, подполковник Новиков.

Пули выбивают фонтанчики пыли у ног аковцев. Они сразу начинают отходить, отстреливаясь в ответ. Ник на секунду представляет, что будет, если Аслан узнает о том, что его патруль напоролся на вооруженное сопротивление. Воображение за доли секунды рисует вполне реалистичную картину — несколько десятков аковцев мелкими группками проникают на территорию училища, окружают казарму номер пять… Стрельба, битые стекла, взрывы, выкрошенная пулями штукатурка. И четыре трупа, развешанные в назидание другим на погнутых воротах училища.

Зримо представив себе все это, Ник обливается холодным потом, вскакивает и огромными прыжками бросается вперед, не обращая внимания на вжикающие над головой пули. На бегу перехватив автомат левой рукой, он закидывает оружие за спину, достает из кармана гранату, ломая ногти, отгибает усики чеки. Прикрываясь все тем же злосчастным кустом акации, Ник изо всех сил рвется вперед, сокращая расстояние. Дергает кольцо. Вслепую, на звуки выстрелов, бросает темно-зеленый железный мячик — и валится прямо в ломкие ветви, густо усеянные спелыми стручками.

Взрыв! Свистят осколки. Действуя скорее по наитию, чем осознанно, Ник на четвереньках, обдирая руки, лезет прямо сквозь куст, вскакивает, перехватывает автомат…

На углу главного корпуса училища висит рыжее пыльное облако. В нем колышутся какие-то тени, напоминающие рыб в грязном, запущенном аквариуме. Уже не экономя патроны, забыв обо всех наставлениях подполковника Новикова, Ник начинает стрелять в эти тени, выкрикивая что-то, какие-то злые и грозные слова.

Он не видит и не слышит, как сбоку подбегают Хал и Юсупов и в два ствола поддерживают его, наполнив все пространство впереди смертоносным свинцом.

Поднятая взрывом гранаты пыль как-то очень быстро опадает. Наступает тишина. Ник тупо смотрит на россыпь тусклых гильз у своих ног, потом переводит взгляд туда, откуда стреляли бойцы Аслана. Он видит четыре пятна на припорошенной охряной пылью траве и мелькающую вдалеке, возле ворот, фигурку.

— Один ушел, блин! — как сквозь вату доносится до него голос Хала. — Заложит. Сматываться надо отсюдова, по-бырому…

Убитых они хоронят у забора, с внутренней стороны.

— Всё же они тоже люди, — говорит Эн.

Она помогает Нику и Халу рыть братскую могилу. Юсупов возится с тягачом, гоняя двигатель на разных режимах, проверяя электросистему и ходовую.

Потом, уже в сумерках, мужчины грузят оружие и боеприпасы, а Эн с Камилом, который совершенно не пострадал от пуль аковцев, сидят «на стрёме», чтобы люди Аслана не застали их врасплох. Погрузка занимает несколько часов — двести автоматов сваливают в длинные зеленые ящики, которыми забивают почти весь десантный отсек «маталыги». Две бочки с соляркой, запасной аккумулятор, ремкомплект, канистры с маслом, комплекты обмундирования, обувь, сумки с гранатами, ОЗК — все немаленькое пространство отсека забито, что называется, под завязку.

Хал приносит последний тюк с формой.

— Как ныне сбирает все вещи Олег, — глядя на него, шутит Юсупов.

— Какой Олег, блин? — не понимает Хал. — Меня зовут Дамир.

— Олег конефоб.

— Коне… кто?!

Ник беззвучно трясется от смеха, догадавшись, что послышалось парню.

— Зря вы так, — укоризненно говорит Юсупову Эн.

Хал сбрасывает на землю тюк, набычившись, идет на инженера, сжав кулаки.

— Чё ты сказал, блин? — цедит он сквозь зубы.

Юсупов хватает гаечный ключ на тридцать два, бледнеет.

Ник срывается с места и бежит к ним.

— Стоять, мужики! Перестаньте!

— Пошел ты, — не глядя на него, кидает Хал и кричит Юсупову: — Ну чё, Очки! Зассал смахнуться? Брось ключ!

— Эта… убью, гаденыш! — сипит тот и замахивается.

Эн бросается между ними.

— Не смейте! Нам же всем вместе надо быть, вы что, не понимаете? — в отчаянии она срывается на крик. — Дураки! Камил!

Пес лает, рычит, встопорщив шерсть. Ник отталкивает Хала от Юсупова. Звенит выбитый из руки инженера гаечный ключ.

— Умные вы все, да? — Хал смотрит на свои запыленные ботинки. — Командиры все… А я не командир, блин! Но еще раз кто пошутит, в пятачину заряжу, грести-скрести. Поняли?

И зацепив тюк с формой, он волоком утаскивает его к тягачу.

Ник приносит две последние коробки с лентами для пулемета ПКТ, перебрать и опробовать который так и не дошли руки, вручает их Халу.

— Тяжелые, блин, — распихивая коробки между ящиками, бурчит татарин.

— Тяжело в учении — легко в бою, — невпопад брякает Ник.

Он очень устал, и усталость эта не физическая, а скорее нервная, психологическая. Скоротечный бой, сумевший уйти аковец, конец беспечной жизни и увлекательной эпопеи с реанимацией тягача, ссора Юсупова с Халом. Теперь впереди — неизвестность, позади — майор Асланов со своими отморозками. Партизанская война, о которой столько говорено, становится реальностью помимо их воли.

— Ну, все готово? — спрашивает из темноты Юсупов.

Ник кивает, спохватившись, что инженер его не видит, произносит:

— Вроде да. Осталось только аутодафе, вернее — костер тщеславия…