Кто же за ними ухаживает, пока вы здесь?

Моя домработница. У меня чудо какая домработница. И дом убирает, и еду готовит. А еще одна женщина приходит ко мне мыть ванную и туалет. Вы заметили, что здесь можно встретить туалеты двух видов: один скорее европейский, в виде сиденья, а другой скорее азиатский, в виде дырки, над которой полагается сидеть на корточках? На самом деле, если вам интересно мое мнение, такой туалет намного гигиеничнее, чем тот, который распространен в Европе. Но, поскольку некоторые из нас моложе не становятся, в сидячем туалете тоже находится своя прелесть.

Мне показалось, что Антон Антонович готов пуститься в еще одну долгую тираду, на этот раз об отхожих местах.

Но почему европеец так привязан к туалетной бумаге, это я вам, сударыня, объяснить не могу. Очищает она плохо и ведет к гибели множества деревьев, если только не делается из макулатуры. Но даже в таком случае загрязняет окружающую среду. Использование для этой цели воды опять же значительно лучше для человеческой гигиены. Так что, когда вы здесь увидите шланги с кувшинчиками, советую воспользоваться. Во много раз повышает эффективность процедуры.

Да, обязательно, сказала я, я обязательно попробую, но вы меня простите, после такого длинного перелета – я, понимаете ли, только сегодня прилетела – меня чего-то очень клонит в сон. Хотя беседовать с вами мне очень приятно, очень интересно, мы ведь завтра продолжим, не так ли?

Антон Антонович закивал и хотел опять сказать что-то, но на этот раз я заговорила первой:

Было очень приятно познакомиться. Я, пожалуй, пойду. Простите, что ухожу так рано. Очень спать хочется после перелета.

Я попыталась встать, но он стал говорить быстро, шевеля пальцами обеих рук, как будто пытался иллюстрировать то, о чем рассказывал:

А вы, Серафима Григорьевна, практикуете осознанные сновидения? Это, если вы не слышали, вид йоги, которой занимались уже древние тибетцы. Я сейчас как раз редактирую перевод трактата, трактата о йоге сновидений. Так вот, сударыня, – простите, что я вас задерживаю, но, может быть, это будет вам любопытно – перед тем, как попадете в объятия бога Морфея или же богини Свапнешвари, в зависимости от ваших предпочтений, – так вот, вкратце: если вы во сне поймете, что это сон, и научитесь управлять своим сном, то вам откроется иллюзорная природа всего сущего. Реальность, сударыня моя, которая кажется нам такой тяжелой и такой властной, на самом деле одноприродна сновидению, которое нам лишь грезится и которым мы можем научиться управлять.

Мы можем поговорить об этом завтра, сказала я и встала из-за стола.

Дело в том – послушайте, – что тела наши так же иллюзорны, как и сны, продолжал говорить Антон Антонович, не обращая никакого внимания на то, что я встала. Во сне вы можете научиться вызывать любые формы, любую реальность, любых богов. Послушайте, не уходите еще! (Мне пришлось снова сесть.) Если вы сможете научиться тому, о чем я вам рассказываю, то можете во сне прожить любую жизнь, какую только захотите. Можете себе выбрать – хи-хи – гораздо лучшую жизнь, чем здесь выпала, – это я не к тому, разумеется, что ваша жизнь недостаточно хорошая, а к тому, что всегда есть возможность ее улучшить во сне, понимаете.

Голос Антона Антоновича звучал все громче и пронзительнее. Он вдруг схватил меня за руку.

Я вот, Серафима Григорьевна – Серафима, – всегда пытаюсь во сне жить совсем другой жизнью. Вы не представляете, какой я во сне стройный красавец; наяву же я – то, что вы изволите видеть, а именно оплывшее существо непонятного возраста.

Он опять засмеялся. Я высвободила руку из его потной горячей ладони и встала со словами: так мы завтра встретимся в восемь за этим же столиком.

Правда? Вы не забудете? – спросил Антон Антонович и сложил ладони вместе.

Нет-нет, конечно, я не забуду, сказала я и наконец пошла к выходу.

Я шла не оглядываясь, но мне казалось, что Антон Антонович не сводит глаз с моей спины. Он наклоняется (думала я) и тщетно пытается найти еще какую-нибудь информацию, которую он мог бы сообщить, чтобы остановить меня, чтобы заставить меня вернуться и снова сесть за столик. Я думала, что ему не хочется оставаться одному в этом кафе, в этом городе, в этой стране, в этой части света, на этой планете, в этой вселенной, в этом мире, где он, Антон Антонович Барсуков, – совсем один и всегда был один, и всегда чувствовал себя одиноким – кроме как во сне, где его, наверное, любили.

В гостиничной комнате я включила аппарат на стене, который летом служил кондиционером, а зимой обогревателем. Он монотонно заурчал, но комната нагревалась с трудом. Никогда бы не подумала, что в Индии могло быть так холодно. Варгиз никогда не рассказывал мне про холод. Он возьмет мои руки в свои и спросит: ты что, замерзла? А я скажу: да, у вас холодно везде, и на улице, и в домах. И еще я скажу: я никогда так не мерзла, как в Индии.

Я могла бы позвонить ему, у меня теперь был номер его телефона, записанный на листке бумаге. Я, конечно, могла бы связаться с ним по одной из социальных сетей, в которые он выкладывал фотографии. Но мой опыт подсказывал, что мне надо найти его без предупреждения. Настичь и удержать, пока он от меня не ускользнул – потому что бывшая возлюбленная, которая появляется из ниоткуда, которая вдруг сваливается как снег на голову, может напугать. Как будто бы в любви есть что-то пугающее, сказала я невидимому собеседнику, как будто бы я могу сделать Варгизу что-то плохое! Я безопасна, как кролик, я просто хочу еще раз увидеть того, с кем познакомилась, просто хочу сказать «привет, как дела?», мне просто было любопытно увидеть его город и его страну, у меня просто было свободное время и желание куда-то поехать, чтобы расширить кругозор. В этом нет ничего ненормального, в этом нет ничего пугающего, я – только одна туристка из тысяч, которые посещают Дели каждый год. Но тот самый голос, который я слышала, спускаясь днем по лестнице после бесплодной попытки увидеть Варгиза, шептал, что любовь страшна и что она пугает, ее стоит бояться, она толкает на преступления, и что я сама не понимаю, как выгляжу и что делаю, я не замечаю, как безумие овладевает мной, как одержимость диктует мои шаги по этой южной земле.

Я могла бы попробовать увидеть Варгиза во сне, как советовал Антон Антонович. И удержать его там. Научиться управлять сновидениями, как велел Антон Антонович Барсуков. Удерживать сны и заставлять их подчиниться нашей воле. Может быть, если бы я овладела этим умением, мне не понадобилось бы ехать в Бенарес. Или вообще в Индию. Варгиз был бы со мной, где бы я ни находилась. Я провела бы всю жизнь во сне. Я просыпалась бы лишь против воли, по необходимости, чтобы выполнить скучные обязательства постылой жизни наяву.

Пытаясь согреться, я забралась в кровать и укрылась двумя одеялами. Обогреватель продолжал тарахтеть, в комнате все еще было холодно и пахло чем-то жженым.

Я уже думала, что не усну этой ночью, но постепенно усталость взяла свое.

Варгиз мне не приснился. Вместо него я видела во сне мою прежнюю квартиру. Будто бы я прихожу домой, а квартира полна народу. Никого из них я не знаю, всех этих людей вижу в первый раз. Не понимаю, зачем они здесь, что они делают у меня в комнате. Но почему-то они находятся у меня. Кто-то впустил их. Или у них был ключ. Или я, уходя, забыла запереть замок, и они воспользовались открытой дверью. Незнакомцы не обращают на меня внимания. Они сидят на диване, пьют воду из стаканов, перекидываются шутками, значения которых я не понимаю. Я боюсь их. Я пытаюсь – безуспешно – их выгнать. Я говорю, что это я тут живу, а не они. Но незнакомцы продолжают ходить по моей квартире, по моей комнате.