И тут ему на ум пришло нечто очень важное: если Стефан-из-будущего никогда не войдет больше в эту гостиницу, то как он прочтет послания?

Засовывая ключ от шестого номера за щиток автомобиля, Стефан нашел отличный способ удостовериться, что послание из настоящего в будущее отправлено.

Он медленно приподнял край своей футболки…

* * *

– Вы уверены?

– Да. Именно такую фразу, слово в слово.

Бритоголовый человек удивленно поднял темные брови:

– Ну, здесь вы главный. А шрифт какой? Готический? Тахома?

– Да плевать на шрифт. Надо, чтобы легко читалось.

По ателье разнеслось тихое потрескивание. По стенам повсюду были развешены цветные образцы великолепных татуировок: орлы, кельтские кресты, разноцветные драконы. У татуировщика на предплечье красовалась шикарная волчья голова.

– У меня сейчас вдруг возникло странное ощущение, – поделился художник, – будто… будто я уже однажды делал такую татуировку. Мы уже встречались? Может, другую сделаем?

– Вряд ли, – отозвался Стефан. – Я терпеть не могу татуировки. Не беспокойтесь. У меня ощущение дежавю бывает каждый день.

Стефан надеялся, что в таком месте, на левом бедре, татуировка поначалу ускользнет от внимания Сильвии. Однако даже представить себе не решался реакцию жены, когда она ее обнаружит.

Постепенно буквы обретали форму, их сине-черные очертания появлялись на белой коже. В неоновом свете ателье кожа выглядела нездоровой. Может, он действительно болен? Болен психически? Ему вспомнился фильм «Игры разума» с Расселом Кроу, где математик Джон Нэш, шизофреник, считает, что выполняет секретную правительственную миссию.

Шизофреник…

– Месье? Почему вы дрожите?

– Нет, ничего, все в порядке…

Стефан прикрыл глаза. Кого он должен спасти? Самого себя или другого Стефана? Проявится ли татуировка на теле Стефана-из-будущего? Сработает ли «передача», или Стефан-из-будущего – совсем другой человек, живущий в ином мире? Ему вспомнился кот Шрёдингера, которого поместили в контейнер и который там, согласно правилам квантовой механики, одновременно и жив и мертв, пока контейнер не откроют. А как откроют, надо сделать выбор. Тогда возникнут два разных мира, и каждый из них будет представлять собой одно из возможных состояний кота: мир, где кот мертв, и мир, где кот жив. Согласно теории, наблюдатель и все, что его окружает, тоже окажется раздвоенным, одновременно в двух мирах.

Его мысли прервал голос татуировщика:

– Все готово. Вам нравится?

Стефан взглянул на бедро.

– Великолепно, – сказал он, опуская футболку.

* * *

Стефан незаметно скользнул под одеяло. Теплое тело Сильвии чуть отодвинулось.

– Что ж ты свет не зажег? – сухо сказала она. – Потому, что не хотел меня будить, или потому, что явился в три часа ночи?

– Не хотел тебя будить.

– Ты меня еще любишь?

– Конечно люблю.

Вздох.

– Ты с кем-то встречался?

В холодном полумраке спальни Стефан повернулся к жене спиной.

– Нет, ни с кем. Ни с кем в том смысле, какого ты ожидаешь. Ты слишком много дергаешься.

Он тайком потрогал левое бедро. Ему сейчас хотелось только одного – заснуть. И выяснить, получилось ли связаться со Стефаном-из-будущего, если тот вернулся в отель прочесть послания и разъяснить ему смысл сновидений.

– От тебя пахнет алкоголем, ты не отвечаешь на мои звонки, и мы совсем перестали заниматься любовью. Конечно я дергаюсь. Где ты был?

– У Джеки. Это мой друг-физик.

Он ответил быстро, не задумываясь, и это сбило ее с толку.

– Ладно, пусть у Джеки… Что за важный визит, если ты посреди ночи срываешься в Париж, несмотря на то что тебе запрещено садиться за руль?

Стефан стиснул кулаки. Что бы он ни ответил, результат был ему известен: Сильвия взорвется, вскочит с постели и отправится спать в гостиную. Или куда-нибудь уедет на машине.

– Надо было поговорить по-мужски. И мне это пошло на пользу. Худшую часть пути я уже прошел. Сейчас мне нужно немного времени.

– Завтра к трем часам ты пойдешь к Робовскому. Это пси-специалист.

– Психолог или психиатр?

– Психиатр. Тебе надо заново пройти курс лечения и изгонять демонов, общаясь с компетентным человеком, а не с физиком.

Стефан тихонько вздохнул:

– Я пойду, раз ты хочешь.

– Это не прихоть. Я всегда думала, что ты сможешь измениться, не дать мрачному миру твоей работы тебя поглотить. Жизнь – это не фильм. И я – не силуэт на кинопленке. За этим силуэтом – и живые чувства, и радости, и страдания.

Она встала, держа под мышкой подушку, и потянула за собой теплое одеяло, а потом вдруг резко включила свет. Стефан свернулся в клубок, не глядя на нее.

– С каких это пор ты спишь в кальсонах? – удивилась она.

– Я немного замерз…

Сильвия почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.

– Я всегда тебе помогала. Дни и ночи проводила с тобой в больнице, пытаясь понять. Я видела тебя с переломанными костями. Вместе мы всегда справлялись с тем, что ни ты, ни я не в состоянии были осмыслить. Мы переехали сюда, потому что ты так захотел, и я, как всегда, поехала с тобой и не жаловалась, потому что… потому что я тебя люблю.

Теперь она плакала, а Стефан по-прежнему лежал, свернувшись, как собака, не в состоянии ни встать, ни прижать ее к себе.

– Но на этот раз силы мои кончились, – продолжала она. – В том, что с тобой творится, в том, что ты скрываешь от меня, нет ничего из ряда вон выходящего, как ты думаешь, как ты всегда думал. Галлюцинации… Обычные, заурядные галлюцинации.

Он наконец повернул к ней голову:

– Это не были…

Он застыл с открытым ртом. Сильвия подошла к нему и положила на кровать фотографию:

– Я ее сделала, пока ждала тебя. Старым поляроидом, который нам подарили на свадьбу. Ты помнишь нашу свадьбу? Храни это фото, может быть, это единственное воспоминание, которое скоро тебе останется от меня. Мне еще хочется нравиться, Стефан. Я не согласна зарыть себя в землю рядом с мужем, который ко мне даже не прикасается и отказывается от лечения.

Она быстро натянула черные джинсы и серый пуловер и, уже уходя, прибавила:

– Мне давно надо было открыть глаза. Вот уже несколько лет, как в тебе что-то разладилось. Как и тебе, мне не хотелось верить врачам. Но они кругом правы. И были правы с самого начала.

Весь дрожа, Стефан вскочил и взял фотографию.