— Отчего же, я готов, — с явным удовольствием ответил он, когда я поинтересовалась, может ли семейство рассчитывать на еще одни крепкие мужские руки. — Почему же не помочь, если надо? Что ж, Игорь, забинтованный весь, будет работать, а я буду в сторонке стоять? Так не годится!

Объединив отцов и детей в одной квартире, я наслаждалась созданной с моей помощью идиллией. Мужчины трудились в ванной, измазав шпаклевкой все, что только можно, дамы колдовали на кухне.

Снабженные подробными инструкциями Нины Петровны, мы с Валей съездили на рынок и закупили там, кажется, целую тонну самых разнообразных овощей. И теперь на каждой конфорке газовой плиты стояло по небольшому тазику, откуда неслись волшебные ароматы, уверенно теснившие запахи строительных смесей и клея ПВА, которые иногда долетали из ванной.

Поняв, что дело на мази, я решила, что вот теперь-то, наконец, могу немного расслабиться. В самое пиковое время, когда Свиридов, согласно задуманному мною плану, будет рвать и метать, клиенты, все до единого, будут находиться в полной безопасности — это главное, что требовалось доказать. Остальное было неважно и вполне могло подождать пару часов, пока я высплюсь и восстановлю силы.

— Вы не возражаете, если я вас ненадолго оставлю? — очаровательно улыбнувшись, поинтересовалась я у Вали и Нины Петровны, увлеченно споривших по поводу какой-то приправы.

— А? Что? — рассеянно обернулась ко мне Валентина.

— Что-то разморило, хочу прилечь на полчасика. Не соскучитесь без меня?

— О, да, конечно! Как хочешь, Женя, квартира в полном твоем распоряжении. Если напала сонливость, и правда лучше ненадолго прилечь. Со мной тоже иногда такое бывает. Кажется, всю ночь спишь, все нормально, а потом утром встаешь…

Интересную историю Валя досказала Нине Петровне. Я же, скромно удалившись в спальню, плотно прикрыла дверь и, довольная делами рук своих, отошла ко сну.

Увы! Пробуждение мое оказалось совсем не таким безоблачным, как я ожидала. Разбуженная часа через полтора громкими возмущенными репликами, я поняла, что созданная мною гармония нарушена, и суровая правда жизни вновь вступила в свои права.

— Да какое он право имеет! — сердито кричал Игорь. — У тебя законный выходной.

— Действительно, Константин Петрович, это уже ни в какие ворота не лезет, — вторила ему Валя. — Настоящий произвол. А вы вот возьмите, да и не ходите никуда! Что он вам сделает? Вы не обязаны все его капризы выполнять.

— Что сделает… Снова пакость какую-нибудь устроит, вот это и сделает, — смущенно и растерянно отвечал на эти гневные реплики Зорин-старший. — Известно уж, какой он деятель.

Первой мне пришла в голову мысль, что Свиридов покатался на вертолете и каким-то образом смог довести до сведения Зорина свое возмущение.

«Но как? — думала я. — Сам лично ему позвонил? Или передал через секретаршу? И почему именно ему? Из чего он сделал вывод, что гидросистему повредил именно Зорин-старший? Почему не Игорь, например? Или Свиридов просто твердо знает, что, «зацепив» старого техника, он автоматически выведет из равновесия всю семью?»

Эти вопросы требовали немедленного разъяснения, и я направилась в кухню, где сейчас происходил столь эмоциональный обмен мнениями.

— Женя! — заметив меня первой, воскликнула Валя. — Он снова издевается над нами! Творит просто все, что хочет. Как будто мы не люди, не военные на службе у государства, а его личные рабы, крепостные какие-то. Захотел — позвал, захотел — выгнал. О том, что существует распорядок рабочего времени, он, похоже, и знать не хочет.

— А что случилось? — спросила я, глядя в глаза девушки, столь решительно причислившей себя к «военным на службе у государства».

— Да все то же! — расстроенно отвечала она. — У Константина Ивановича сегодня законный выходной, а Свиридов вызывает его для разбирательств.

— Для каких разбирательств? — настороженно спросила я, а в воображении сразу возникла картина завалившегося на бок вертолета, безуспешно пытающегося взлететь.

— Да все по дозаправке этой, — вступил в разговор Игорь. — До завтра, видно, никак нельзя подождать.

— По дозаправке? — Картина в воображении стерлась. — Но ведь с ней вроде бы уже определились. Помнится, Константин Иванович говорил, что ему и «штрафные» уже назначили.

— Вот так да, — сокрушенно проговорил Зорин-старший. — назначить-то назначили, а, видно, не разобрались еще. На дополнительную беседу вызывают.

— На дополнительную беседу?

Ситуация действительно была странной. Свиридову, уже успевшему обвинить старого техника в неудачно прошедших учениях и даже добившемуся наказания для него, казалось бы, оставалось лишь почивать на лаврах да потирать руки, радуясь, что вновь удалось ущемить в чем-то ненавистное семейство. А он, вместо этого, вызывает человека, уже обвиненного и наказанного, на какую-то «дополнительную беседу». Что бы это могло значить?

«Может, это только предлог? — слушая возмущенный обмен мнениями, думала я. — Свиридов уже опробовал «подправленный» мною вертолет в действии, но, не имея фактов, указывающих на то, кто это сделал, хочет «выбить признание» у Зорина, используя психологическое давление? Хм! А пожалуй, я сделала очень хорошо, оставив свою вылазку в тайне. В тайне ото всех».

Старый техник не производил впечатления слабака, но если бы он наверняка знал о том, что диверсия в отношении вертолета — моих рук дело, он мог выдать себя невольно, даже не желая этого. А теперь изумление, которое наверняка появится на его лице после некоторых «конкретных вопросов», будет совершенно неподдельным, и как знать, возможно, даже сам Свиридов усомнится, что сюрприз пришел к нему именно с этой стороны.

«А между тем в том, что это именно диверсия, а не некая досадная «случайность», у него наверняка нет ни малейших сомнений, — злорадно думала я. — Ведь там невооруженным глазом видно, что трубки перерезаны ножом, да и гидронасос не сам собой так поразительно изменился. Нет, в том, что это диверсия, наш друг уверен на все сто процентов. И на все девяносто девять он уверен в том, кто именно эту диверсию ему устроил. Знает точно. Знает, а доказать ничего не может. Браво, Женя! Один — ноль в нашу пользу. Пускай теперь на своей шкуре попробует, каково это — подвергаться обструкции, знать, кто устраивает тебе пакости, и не иметь возможности доказать это и прижать обидчика к ногтю».

Тем временем, пока я занималась самовосхвалением и сама себе пела мысленные дифирамбы, опекаемое мною семейство, кажется, достигло консенсуса.

— Что ж, если так, значит, нужно ехать, — тяжко вздохнув, подвел Зорин-старший итог дискуссии, основная часть которой от моего внимания ускользнула. — Разговаривать-то с ним все равно придется. Не сегодня, так завтра. Завтра-то на работу все равно выходить! А если сейчас не поеду, он еще больше озвереет, вообще неизвестно тогда будет, чего от него ожидать. Видимо, нужно ехать.

— Да, Константин Иванович, я тоже считаю, что лучше сразу все выяснить, — вступив в дискуссию, поддержала я старшее поколение. — Все равно, пока не узнаем, в чем там дело, не сможем успокоиться. Ведь правда? Будем только понапрасну голову ломать, теряясь в догадках. Я считаю, надо ехать. Что бы он там ни придумал, лучше точно об этом знать, чем сидеть угадывать. Служебная машина за вами, наверное, специально не приедет, но это не беда, я подвезу вас на своей. Доставлю прямо в часть, а заодно и подежурю там, неподалеку, пока вы будете разговаривать. как говорится, на случай экстренного случая.