Что с ней происходит?

Разве нимфа справедливости не должна быть холодной, бесстрастной, не должна всегда сохранять спокойствие и ясный разум?

И, разумеется, не должна превращаться в игрушку мужчины!

Но все это теперь неважно. В конце концов, мама поймет — ведь у самой Фемиды множество детей! Отец Астрид — смертный, чье имя мать никогда не произносит. А об отце ее сводных сестер, Судеб, не известно ничего — не только имя, но даже то, человек это, бог или демон.

Так что, разумеется, мать простит ей это прегрешение.

Одна ночь любви — неужели для нее и это слишком много?

Впрочем, сейчас Астрид начинала подозревать, что одной ночи с Зареком ей окажется слишком мало.

От нежного аромата Астрид, от мягкости и нежности ее тела у Зарека кружилась голова. Она тихо стонала от наслаждения, а он со звериным рычанием продолжал наслаждаться ее близостью, вкушал каждый дюйм ее чудной плоти.

Вкушал — и все не мог насытиться.

Астрид вскрикнула в экстазе, когда он, раздвинув ей ноги, припал устами к ее естеству.

Она не могла ни шевельнуться, ни вскрикнуть, так захватило ее пламя неведомого прежде наслаждения. Каждое движение его языка и губ дарило ей новое, немыслимое блаженство.

Она и не знала, что такое бывает!

Будь она смертной, наверное, умерла бы от счастья!

Но Астрид не спешила умирать. Наоборот, ей хотелось еще и еще!

И еще… И еще…

С колотящимся сердцем она приподняла голову, чтобы взглянуть на Зарека. Глаза его были закрыты, а на лице отражалось такое удовольствие, словно он, вкушая ее, наслаждался не меньше, чем она — его сладостная «пища».

Она зарылась руками в его шелковистые волосы и раздвинула ноги шире, приглашая его проникнуть в самые потаенные уголки ее существа. Зарек тихо рассмеялся, от этого по телу ее прокатилась новая волна наслаждения, — а затем слегка потерся небритой щекой о самое чувствительное ее местечко.

Астрид громко застонала.

Пальцы его скользнули внутрь и принялись аккуратно обводить тот самый уголок, что ныл от страстной жажды принять его в себя.

Он не спешил; нежно и аккуратно он ласкал Астрид, пока все тело ее не запылало.

Боги, возможно ли на земле такое блаженство?

Восторг ее рос и рос — и наконец не стало сил его удерживать. Имя Зарека сорвалось с ее губ, и впервые за долгие тысячелетия своей жизни Астрид испытала оргазм.

Но Зарек не останавливался! На ее стон он ответил удовлетворенным рычанием — и продолжал мучить ее сладкой мукой, пока она не взмолилась:

— Зарек, пожалуйста! Пожалуйста, хватит! Остановись!

Он поднял голову и устремил на нее пылающий взор. Уголки его рта изогнулись в непривычной улыбке.

— Остановиться? Принцесса, да я только начал!

Словно огромный свирепый зверь, он прополз вверх по ее телу, не отрывая губ от ее благоуханной плоти — пока наконец лица их не оказались друг с другом вровень.

Он сжал ее лицо в ладонях и снова яростно, страстно прильнул к ее губам.

Астрид застонала, ощутив, как он властно раздвигает коленом ее ноги. Жесткие курчавые волосы его щекотали ее нежную плоть, вселяя дрожь сладостного предвкушения.

От аромата и вкуса Астрид у Зарека кружилась голова. Она извивалась под ним, лаская его руками, ногами, всем телом. А когда ладони ее легли на его ягодицы и плотно прижали к ее телу, когда она вновь, задыхаясь, выкрикнула его имя… неужели возможно еще большее наслаждение?

Впервые за две тысячи лет он чувствовал себя человеком.

И еще — чувствовал себя желанным.

Раздвигая ее ноги еще шире, он приподнялся и взглянул ей в лицо.

Да, этого он и хотел. Хотел, чтобы она содрогалась под ним, влажная и жаждущая, в нетерпении ожидающая, когда он в нее войдет. Хотел ощутить, как обволакивает его ее тепло, ее мягкость, ее непорочная белизна.

Он хотел видеть ее лицо в миг, когда овладеет ею. Хотел знать, не пожалеет ли она о том, что ему позволила.

Мысленно приготовившись к худшему, не сводя испытующего взора с ее лица, он скользнул в ее бархатную глубину. Наслаждение было столь острым, что у Зарека потемнело в глазах.

Шумно выдохнув, Астрид выгнула спину и крепче сжала его плечи.

На лице ее промелькнула и исчезла боль, но не было ни отвращения, ни сожаления.

Напротив: глаза ее горели страстью и еще какими-то более нежными чувствами, которых Зарек не понимал и не умел назвать, ибо никогда прежде с ними не встречался.

Он чувствовал, что губы его сами собой растягиваются в улыбке. Впервые за два тысячелетия Зарек улыбался не злобно, не саркастически, а простодушно и радостно, как ребенок, получивший нежданный и чудесный подарок.

Астрид задыхалась от волнения и восторга. Не раз она пыталась вообразить себе, каково это — заниматься любовью с мужчиной, ощущать его внутри себя. Но ни в одной самой смелой фантазии не представляла, что это так прекрасно!

Он любил ее медленно и бережно, словно хотел, чтобы это длилось вечно. Словно ему достаточно было просто находиться внутри ее. Она обвила ногами его бедра; не отрываясь, они смотрели друг другу в глаза.

Что за блаженство — чувствовать его внутри себя, ощущать тяжесть его тела, видеть, как его лицо, всегда суровое, расплывается в изумленной и счастливой улыбке!

Странное чувство: словно они только что встретились по-настоящему. Или, может быть, заново узнали друг друга?

— Привет! — проговорила она, повинуясь этому чувству.

Зарек поднял брови, неуверенно улыбнулся:

— Здравствуй, принцесса!

Она сжала его лицо в ладонях, а он ускорил темп и начал входить в нее быстрыми, резкими толчками, так глубоко, что, казалось, доставал до пупка изнутри. Это были неописуемые ощущения!

Зарек прикрыл глаза, наслаждаясь новообретенным блаженством.

Теперь он не удивлялся, что мужчины воюют и убивают друг друга ради женщин. Не удивлялся и тому, что Тейлон был готов умереть за Саншайн.

Астрид вознесла его к невообразимым высотам. Оживила в нем то, что он считал давно погибшим. Сердце. Душу.

Здесь, в ее объятиях, он впервые ощутил покой.

Да, странно сказать, но и в самом огне страсти, в яростном желании овладеть ею и познать ее всю, без остатка, он чувствовал такой покой и радость, как никогда в жизни.

Наклонив голову, Зарек слегка прикусил нежную кожу у нее на шее. Мочку уха. Почувствовал, как по ее телу пробежала сладостная дрожь.

Он царапнул ее кожу клыками. Искушение вонзить их в нежную шею было почти непреодолимо.