Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изначальный Дублин, вероятно, мало отличался от хорошо сохранившегося лонфурта в Линн Дуахайл, примерно в 65 км дальше на север у деревни Аннагассан в графстве Лаут. Основанная в том же году, что и Дублин, эта крепость построена на месте небольшого монастыря на берегу реки Клайд недалеко от места ее впадения в Ирландское море. Викинги занимали эту крепость до 891 г., пока их не вытеснили ирландцы. Около 914 г. норманны вернулись сюда, но в 927 г. крепость забросили уже навсегда. С тех пор это место оставалось сельскохозяйственным угодьем, и потому, в отличие от Дублина, остатки этого лонфурта почти никто не тревожил. Лонфурт в Линн Дуахайл занимал площадь в 16 га, и в нем могла разместиться армия в несколько тысяч воинов. С береговой стороны крепость защищали вал и ров длиной в 1,2 км, а внутри на возвышенном месте стояла небольшая цитадель. Раскопки обнаружили множество корабельных заклепок, указывающих на то, что здесь ремонтировали, а может быть, и строили морские суда. Куски рубленого серебра и остатки весов говорят о том, что в крепости делили добычу, а железные невольничьи цепи, найденные в реке, свидетельствуют о работорговле. Челнок и пряслице сообщают, что в крепости пряли и ткали. Поскольку воины заниматься этим не могли, значит, с ними жили и женщины. Геофизические данные позволяют предположить, что прибрежная часть была плотно застроена, но это пока не подтверждено раскопками. В Линн Дуахайл не было такой удобной бухты, как в Дублине, и, вероятно, именно потому он не стал настоящим городом.
Археологические находки показывают, что к 902 г. Дублин перерос границы военного лагеря и превратился в настоящий город. В тот год его захватили ирландцы, но примечательно, что жители город не покинули: есть несомненные указания на то, что и с 902-го по 917-й (год, когда норманны вернули Дублин себе), здесь жили люди. Вместе с тем в эти годы определенно имел место отток скандинавского населения из Ирландии, а значит, в Дублине рядом с норманнами, скорее всего, жило немало ирландцев, которым и позже было позволено остаться: возможно, ирландцы даже составляли большинство, поскольку генетический анализ обнаруживает в современной Ирландии лишь слабое присутствие скандинавской ДНК.
Своим преображением Дублин обязан торговле. Донорманнская Ирландия не играла заметной роли в международном товарообороте, соответственно, там не было городов. сравнимых с Дорестадом или Йорком, и монет не чеканили. Вместе с тем Ирландия не была бедной. Клады удивительных золотых и серебряных сосудов из Ардаха и Дерринафлана показывают, сколь богато жили в раннем Средневековье ирландские монастыри. Крупные аббатства типа Армы и Клонмакнойса были не просто монашескими сообществами, а важными административными и экономическими центрами. Вокруг таких монастырей вырастали поселения мирян, ремесленников и коммерсантов, и к VIII в. некоторые обители превратились в небольшие города. Короли для вящего авторитета и в поисках покровительства искали близости к святым и нередко размещали в таких монастырских городах резиденции, сокровищницы и гарнизоны. Одного этого хватило бы, чтобы привлечь алчных норманнов, однако главной целью пиратов были людские ресурсы Ирландии.
По грубым оценкам, основанным на подсчете существовавших тогда поселений, выходит, что к началу эпохи викингов численность всего ирландского народа составляла примерно полмиллиона человек. Благодаря мягкой зиме, прохладному лету и достаточному количеству осадков трава в Ирландии растет круглый год, так что скот не приходится держать зимой под крышей. Ирландцам не нужно было беспокоиться летом о заготовке сена: оно могло понадобиться крайне редко. Несмотря на случавшиеся голодные годы, вызванные падежом скота или скверной погодой, ирландцы в целом были достаточно обеспечены, и крайне немногие жили в сильной бедности. Викинги угоняли ирландцев тысячами: ради выкупа или для продажи в рабство – в зависимости от богатства и статуса пленника. В донорманнской Ирландии рабство встречалось редко – как правило, оно служило формой долговой кабалы – и не существовало работорговли. Грабеж на войне обычно ограничивался угоном скота, так что викинги, захватывавшие пленников, принесли ирландцам новые военные тяготы. Наверное, вполне закономерно, что ирландские короли тоже вскоре начали захватывать пленных и продавать их викингам. Невезучие пленники, за которых некому было заплатить, продавались и за границу. Невольничья торговля процветала и в англосаксонской Англии, и во франкских королевствах, но большинство ирландских пленников оказывались в итоге в Скандинавии или в мавританских государствах Испании и Северной Африки. Развернув работорговлю в Ирландии, викинги способствовали ее вовлечению в международные торговые связи. Обычно это обстоятельство упоминается как одно из полезных для Ирландии последствий норманнского завоевания, однако жертвы пиратов-работорговцев вряд ли относились к этому так же оптимистично.
Мы неплохо осведомлены об ужасах трансатлантической работорговли XVIII в., так что вполне можем представить, как страдали люди, которых продавали в рабство викинги. Экономический ущерб оценить труднее, но очевидно, что норманны предпочитали захватывать молодых и здоровых, а не стариков и детей. Похищение монахов и разрушение ученых монастырских сообществ, вероятно, било по цветущей монастырской культуре Ирландии даже сильнее, чем уничтожение книг и священных сосудов и разорение обителей. Голоса рабов, людей, низведенных до положения товара, редко звучат в письменных памятниках той эпохи, однако два повествования о злоключениях ирландцев, попавших в рабство к викингам, до нас дошли. Одно из них рассказывает о человеке из Лейнстера по имени Финдан, у которого где-то в середине IX столетия норманнские пираты захватили сестру. Отец Финдана послал его к норманнам с выкупом, но те немедленно заковали его в железо и тоже затащили на ладью. Продержав два дня без еды и воды, похитители стали обсуждать, что с ним делать дальше. К счастью, они сошлись во мнении, что было бы неправильно захватывать людей, пришедших платить выкуп, потому что это отпугнет других, и выпустили Финдана, как можно предположить, вместе с сестрой. Спустя недолгое время Финдан опять столкнулся с викингами и сумел избежать пленения, спрятавшись за дверью хижины. Несчастливым для него оказался третий раз: его схватили и продали в рабство. Сменив нескольких хозяев, он, наконец, оказался на корабле, шедшем в Скандинавию. В пути Финдан завоевал расположение хозяина, помогая команде отбивать нападения пиратов, и с него сняли ножные цепи. Во время стоянки на Оркнейских островах раскованный пленник, улучив момент, выпрыгнул за борт и сбежал. Финдану удалось в конце концов дойти паломником до Рима, и жизнь он окончил монахом в швейцарском монастыре Райнау: там один из братьев и записал вскоре после кончины Финдана его историю.
Вторая повесть рассказывает об ирландце по имени Мурхад, имевшем жену и дочь и вывезенном викингами в Нортумбрию, где его продали в женский монастырь – что имело непредвиденные последствия. Мурхад соблазнил нескольких монахинь и превратил монастырь в притон разврата. В наказание за кощунство его бросили в море в лодке без весел и паруса. Его спасли викинги, привезли в Германию и продали суровой вдове, которая заплатила фальшивой монетой. Ее Мурхад, разумеется, тоже обольстил. После множества других приключений он в конце концов вернулся в Ирландию, воссоединился с семьей и стал учителем латинской грамматики. Сколько в этой истории правды, сказать трудно: наверное, на самом деле она о том, как выходить из переделок с пользой для себя. Едва ли многим пленникам повезло, как Финдану и Мурхаду, но также нет оснований думать, что все они кончили плохо: например, большая часть из тех тысяч рабов, что были привезены в конце IX в. в Исландию, получили свободу и стали вольными земледельцами-арендаторами.