Саида со всех ног помчалась вниз по лестнице и схватила деньги. Это была купюра в сто дирхамов.

— Смотри, — сказала она, — сто дирхамов ни за что.

И она рассмеялась.

А мне было не до смеха. Позывы к рвоте были такими же сильными, как тогда, когда учитель плюнул мне в рот.

Я поклялась себе, что таким способом никогда не заработаю ни дирхама. То, как возбуждался этот мужчина, глядя на белые ноги моей подруги, показалось мне бесчестным, постыдным, шокирующим и противным.

Я понимала, что ей нужны карманные деньги. Однако у меня во рту остался противный привкус, который не исчез даже вечером, после того как я почистила зубы.

Море

Когда мне было двенадцать лет, мы заболели чесоткой. Все дети в нашей семье непрерывно чесались из-за зуда, причиняемого чесоточными клещами, которые откладывали яйца в нашу кожу. Дядя Хасан очень нервничал. Он боялся заразиться.

— Вон отсюда! — кричал он нам утром, на рассвете. — Идите к морю, искупайтесь, это полезно для кожи. И не возвращайтесь, пока не стемнеет.

Он дал нам едкий желтый серный раствор, которым мы должны были намазывать друг друга. Затем он выгнал нас на улицу. По дороге в порт мы пели любимую на тот момент песню Джамили «L’italiano» Тото Кутуньо. Мы не понимали слов, потому что никто из нас не говорил по-итальянски, но мелодия крепко засела в наших головах.

Мы избегали оживленных улиц в центре города, боясь, что люди увидят нашу изъеденную клещами кожу и станут смеяться над нами. Мы добирались до порта закоулками. Пляж там был не очень хороший: воняло протухшей рыбой, и, чтобы добраться до чистой воды, приходилось иногда нырять под липкий слой мазута. Но тот пляж имел три преимущества: там, кроме нас, почти никого не было, затем, если становилось скучно, можно было наблюдать за большими кораблями, подходившими к причалу, и, кроме того, там были киоски с дешевой едой, а возле них всегда можно было найти отбросы, которыми мы наедались досыта.

Я не попрошайничала, но в обеденное время так назойливо шныряла вокруг столиков кафе, что официанты постоянно прогоняли меня.

— Сир ф’альк! — кричали они. — Пошла вон!

— Я хочу есть, пожалуйста, дайте мне остатки еды!

— Нет ничего, убирайся, ты мешаешь нашим посетителям!

Затем я быстро хватала пригоршню картошки фри или кусок хлеба и убегала, чтобы поделиться добычей с сестрами, пока официанты не начали швырять в меня камни или чужие дети постарше не отняли у меня еду.

У меня не было своего купальника, и я вынуждена была надевать чужие, принадлежавшие моим кузинам и уже не подходившие им. Мне было довольно трудно плавать в купальнике, который был мне слишком велик. На каждой волне он сползал с меня, и мне приходилось завязывать его узлами, чтобы он стал поуже.

Наверное, я со своей воспаленной кожей, огромными глазами на исхудалом лице, всклокоченными вшивыми волосами и худеньким телом, терявшимся в огромном купальнике, была похожа на бездомного ребенка. Иногда я замечала, что туристы с жалостью смотрят на меня. Мне было стыдно перед этими светлокожими чистыми людьми, так вкусно пахнущими солнцезащитным кремом и чем-то очень ароматным, которым они прыскали себе под мышками. Уже намного позже кто-то объяснил мне, что это дезодорант. У нас дома ничего подобного не было. У нас даже не было геля для душа, шампуня или зубной пасты. Я мыла голову «Тайдом», средством для стирки. А в нем содержалось столько отбеливателя, что мои черные волосы становились седыми. Зубы мы чистили древесным углем.

Мне очень хотелось поближе познакомиться с этими светлокожими людьми и их детьми, которые часами лежали на пляже, не заходя в воду. Вместо этого они неутомимо строили замки и целые города из песка. Тихо и осторожно я подкрадывалась к этим детям, которые ковырялись в песке своими красивыми пластмассовыми лопаточками и, по всей видимости, обладали неограниченными запасами сладостей и лимонада.

Я сжималась в комочек, но в голове строила предложения на французском языке, чтобы заговорить с этими детьми. Может, сказать им: «Бонжур, мадемуазель»? Или «Салам алейкум» по-арабски? Я не могла решиться и предпочитала не говорить ничего. Я не знала, как отреагируют эти люди.

Затем я робко усаживалась за пределами песчаной крепости и не говорила ни слова. Я потихоньку подвигалась поближе, и иногда мне удавалось взять одну из лопаточек в руку и выкопать ямку или насыпать холмик. Иногда мне даже давали пару конфет. Но чаще всего меня просто прогоняли.

Другую стратегию я применяла лишь тогда, когда сразу после посещения «Тер де Ом» на мне была одежда, казавшаяся мне очень европейской. Тогда я независимой походкой приближалась к белым детям на нашем пляже и делала вид, что я тоже ребенок кого-то из туристов, а потом обращалась к ним на придуманном мною языке, который, по моему представлению, мог быть европейским.

— Аннама андиш, анма ади ух ада хаиб, — говорила я.

— Э? — говорили белые дети.

— Каламу мала мо, — отвечала я.

— Мама, она не в своем уме! — кричали дети. Они не верили моему маленькому представлению. Я забывала, что под жарким солнцем Марокко моя кожа загорела до черноты, что у европейских детей волосы на голове не были отбелены «Тайдом» до серого цвета и в них не было гнид.

Но я не расстраивалась из-за того, что меня отвергали. Я чувствовала себя европейкой, хотя меня никто не понимал. «О’кей, — думала я себе. — Значит, я просто приехала из какой-нибудь маленькой европейской страны, такой маленькой, как Швейцария, где снег лежит на улице. Поэтому очень немногие говорят на моем языке, а остальные меня не понимают».

Я любила море. Море было моим другом. В воде я чувствовала себя уютно, намного уютнее, чем на суше. Я заходила в воду далеко, где уже почти не могла стоять, поджидала следующую волну, а когда она набегала, я подныривала под нее и выскакивала с растрепанными волосами. Я все время играла в эту игру с морем и прекращала ее лишь тогда, когда у меня начинала кружиться голова.

В воде со мной никогда ничего не случалось — пока я не попала в открытый для посещений бассейн. Моя старшая кузина Хабиба какое-то время крутила шашни со смотрителем бассейна, поэтому мы все могли ходить туда бесплатно. Я прыгнула в невероятно красивую синюю воду бассейна, даже не задумываясь, как там глубоко, и сразу же камнем пошла ко дну.

Смотритель бассейна вытащил меня из воды. Я плевалась, судорожно ловила ртом воздух, но тут же снова захотела залезть в воду.

— Э нет, малышка, — засмеялся смотритель, — ты что же, всерьез думаешь, что я постоянно буду вытаскивать тебя из воды? Я лучше сразу научу тебя плавать.