– Нет. Нет-нет-нет. Я – Швейцария. Фондю. Швейцарский сыр. Тебе придется разобраться с этим самостоятельно, без моей помощи.

– Каким образом?

– Просто посмотри на нее, Лэндон, – по-настоящему внимательно. Попробуй понять ее язык любви.

– Язык чего?

– Язык любви… кхм. Секунду.

Она вошла в дом, а затем вернулась на крыльцо с книгой в руке. Она протянула ее мне.

Я посмотрел на обложку и прочел название: «Пять языков любви» Гэри Чепмена.

– Что за чертовщина? – в недоумении спросил я.

– Это ключ к любви Шей. Это книга, которая поможет тебе понять, что все люди любят по-разному. Несколько лет назад это спасло мои отношения с Хэнком. Видишь ли, я думала, что он старомодный сексист, потому что он постоянно пытался заплатить за меня во время наших свиданий, а я все время говорила: «Пфф, прекрати, я независимая женщина, и я могу заплатить за себя». Из-за этого мы сильно ругались – вообще-то это было довольно мило. В ту ночь, когда мы поссорились, он был одет в ту фланелевую рубашку, которую я ненавижу, – ту, что…

– Мы можем перейти к сути? – вмешался я, зная, что Рейн может превратить короткий рассказ в полноценный роман.

– Да, точно. К чему я клоню? Ах да! Языки. Существует пять языков любви: подарки, помощь, время, слова и прикосновения. У каждого человека есть свой язык любви. Мой – это время с партнером – например, просмотр ромкомов с Хэнком, – а язык Хэнка – помощь, поэтому он всегда меняет мне машинное масло, носит мои учебники в школу и покупает мне обед. Так он показывает свою любовь. Все, что тебе нужно сделать, – прочитать эту книгу, а затем внимательно посмотреть на Шей. У нее есть своя история, тебе просто нужно немного покопаться, чтобы ее узнать. И кто знает? Возможно, в конце концов вы поймете, что у вас двоих куда больше общего, чем вы думаете. Может быть, у вас одинаковый язык любви.

Верится с трудом, но… Я знал, что Рейн больше не будет рассказывать мне никаких подробностей – на кону ее ромкомы, – так что у меня не было причин здесь оставаться.

Я поблагодарил ее за помощь.

Она нахмурилась.

– Лэндон, хорошей отправной точкой будет то, что ты покажешь ей те части себя, которые ты прячешь от мира. Может, это поможет ей открыться.

– Да, хорошо.

Ни хрена подобного.

– Просто прочитай книгу. Клянусь, это поможет. – Она строго на меня посмотрела. – Но я не вмешиваюсь. Я – вонючий швейцарский сыр. Ваши с Шей отношения меня не касаются.

– Принято, Рейн. Я больше не буду тебя выспрашивать. Клянусь.

– Хорошо. Спокойной ночи.

– Спокойной.

Я спускался по ее подъездной дорожке, когда она прокричала мне вслед: – Стой! Лэнд! Есть еще кое-что!

– Да?

Она прикусила нижнюю губу и застонала, хлопнув ладонью по лицу.

– Шей любит пионы!

– Пенисы? – переспросил я.

Ладно, такие подробности могли мне помочь.

Она застонала еще громче.

– Нет, больной ты придурок. Я сказала «пионы». Это ее любимые цветы. Но я ничего тебе не говорила!

Как, черт возьми, пионы и книга о языках любви могли помочь мне влюбить в себя Шей? Я понятия не имел, но моя тупая задница начала читать книгу сразу же, как я вернулся домой.

Шей

Мне бы хотелось наслаждаться пытками Лэндона чуть дольше, но мой дом снова превратился в зону боевых действий. Скандалы продолжались всю следующую неделю, и я была измотана.

В тот день я всеми силами пыталась сконцентрироваться на репетиции, не отвлекаясь на ссоры в доме. До меня доносились крики – казалось, в глазах моей бабушки отец ничего не мог сделать правильно. И у нее были причины так думать.

Кажется, запах виски в его дыхании не был моей выдумкой.

Я была измотана ненавистью, бушевавшей в моем доме, и это влияло на мой сон. Честно говоря, я не могла вспомнить, когда в последний раз я нормально спала ночью. Большую часть времени я задавалась вопросом, в порядке ли папа.

Из-за недостатка сна я запиналась во время репетиций, забывала реплики и отставала. Я чувствовала, насколько затуманен мой мозг, и не знала, как прояснить эту завесу. К концу репетиции я корила себя за ошибки. Мне приходилось репетировать дома, чтобы хоть немного компенсировать свою плохую игру.

– Ты сегодня задала жару, – сказал Лэндон, когда я собирала свои вещи.

Его слова не были правдой. Я ошибалась. Я спотыкалась в словах. Я забыла свою реплику, и все же он хвалил меня за хорошую игру. Наверняка он хотел меня задеть – я не могла думать иначе. Однако в тот момент я была не в настроении с ним спорить.

На самом деле мне хотелось расплакаться.

– Не надо издеваться надо мной, Лэндон. Я знаю, что не справляюсь.

Он поднял бровь и склонил голову, но ничего не сказал. Он просто остановился и уставился на меня, выглядя совершенно сбитым с толку.

– Что? – спросила я.

– Ничего такого. – Он покачал головой. – Просто интересно, всегда ли ты судила себя так строго или это твой первый опыт.

– Мне нелегко.

– Что именно?

– Это. – Я указала на сцену. – Актерство не дается мне так просто, как тебе. Большинство людей не могут просто взять сценарий и запомнить свою роль так, словно это самое простое действие, известное человечеству.

Лэндон выучил текст в разы быстрее, чем остальные. Конечно, я не была уверена, что он полностью понимал, о чем говорит, но слова плясали у него на языке самым волшебным образом, заставляя всех поверить, что он – самый настоящий Ромео.

– Однако ты выглядишь так, словно это дается тебе совсем легко, – ответил он низким голосом. – Ты выходишь на сцену и контролируешь каждый ее дюйм. Ты приковываешь внимание людей. Ты излучаешь уверенность. Наблюдать за тобой на сцене – все равно что наблюдать за сотворением искусства в реальном времени. Это нечто всепоглощающее, нечто уникальное – и ты делаешь это так, словно игра не стоит для тебя никаких усилий.

Он провел рукой по волосам и засунул их в карман джинсов. Бицепсы на его руках мягко двигались под тканью, пока он стоял, покачиваясь взад и вперед.

– Неважно, насколько легко или трудно это дается. Важно, как это выглядит, а выглядит это идеально.

Я хотела придумать что-нибудь язвительное. Я хотела ответить ему дерзко, так, как ответил бы он сам, но я была слишком эмоционально опустошена, чтобы это сделать. Кроме того, его слова заставили мое сердце биться чаще, а в такие моменты я не могла быть язвительной.

– Что у тебя стряслось? – спросил он.

– Ничего такого.