И всё.

Эбвин наклонился, вглядываясь до рези в глазах.

Какой маленький мир! Клочок земли окружает вода; грязно-серый, будто плохая бумага, океан с четкими прямыми границами… Он прямоугольный и разделен на две равные половины молочной линией. Той, где сходились прошитые исполинскими стежками страницы.

Ведь Игла – это на самом деле длинная иголка, вонзенная в раскрытую книгу. Во все стороны от нее расходятся нити Драгоценной Дороги – тонкие разрывы, протянувшиеся по бумаге от того места, куда воткнулось острие.

Гудение Машины позади стало паническим. Эб оглянулся. От заклинившего пресса во все стороны ползла золотистая пена. Лопались пузыри, разлетались густые хлопья. Зверушки подскакивали, те, у кого были крылья, пытались взлететь, но хлопья золотой пены тянулись за ними, будто руки, волокли обратно, и скелеты исчезали, растворяясь в магии.

Из раскаленных печей выплескивался дым, шестерни вращались все быстрее и быстрее. Воздух задрожал вместе с Машиной, когда пенная масса повалила волной, и последняя зверушка исчезла. Эб успел лишь взмахнуть руками – его сбило с ног. Поток золота потащил его вдоль стены, начал поднимать. Он вслепую зашарил под собой, пытаясь ухватиться за что-нибудь, торчащее из пола, но под руки попадались лишь теплые кубики магрила.

* * *

Зубы Кастеляна клацнули у самого края обложки – магопес подпрыгнул, но не дотянулся до черной книги, устремившейся к пирамиде. Кривой рот открылся, и книга упала на пирамиду, с хрустом заглатывая магию.

– Остановите его! – завопил Кастелян.

Гагра и Блюмкин бросились к книге Бардо Тодола, которая вгрызалась в стремительно уменьшающуюся пирамиду. Они ухватили ее и потянули назад, но слишком поздно – магрил исчез, лишь сухая золотистая крошка усеивала пол рядом с отверстием конвейера.

Новые кубики больше не поступали снизу. Доносящийся из-под пола рокот Машины изменился, стал резким, дребезжащим. Блюмкин отступил, а Гагра все еще цеплялся за край обложки, но черная книга взлетала к потолку, волоча его за собой. Наевшись магрила, книга увеличилась, раздулась. «Бардо Тодол» поглотил магию Кастеляна, и лежащий на полу Зубастик сморщился.

Из корешка черной книги высунулась рука и ударила Гагру по лбу. Эльф полетел на пол, и магопес отскочил, чтобы его не раздавило.

Книга развернулась в воздухе, шелестя страницами, – стало видно, что они покрыты темными рисунками, изображающими странных и страшных существ, населяющих мир Тодола.

«Бардо Тодол» менял форму, из верхней его части прорастала голова, из нижней – ноги. С боков появились две руки в перчатках, черные блестящие волосы заструились, вытягиваясь книзу.

Ослабевший Зубастик, упираясь ярко раскрашенными страницами в пол, приподнялся, обложка его раскрылась, словно крылья: книга Кастеляна пыталась взлететь.

Высокий старик с длинной черной бородой и единственным глазом посреди лба встал перед ними. В его плечах были большие круглые раны, следы магриловых цепей. Он окинул взглядом спальню, посмотрел на эльфа, на гнома и вдруг с силой опустил ногу на Зубастика.

Книга распласталась на дрожащем от грохота Машины полу – и Кастелян вскрикнул от боли.

– Бардо? – спросил он. – Это ты?

Блестящие маслянистые губы старика раскрылись, сухой, как шелест мертвых страниц, голос произнес:

НЕТ, ЭТО Я.

Сжав кулаки, Гагра прыгнул на него, но «Бардо Тодол» широко раскрыл рот и проглотил эльфа. Блюмкин попятился, уперся спиной в сундук – и исчез в черноте протомира, что клубилась внутри кривого рта.

Зубастик вновь попытался подняться, защищая Кастеляна. Он еще не лишился всех своих сил, но одноглазый старик во второй раз наступил на него, смял страницы и сломал оранжевую обложку. Кастелян начал отступать, «Бардо Тодол» молча шел на него.

Доносящийся из-под пола рев на мгновение смолк. А затем с громким шипением из квадратного люка и из отверстия конвейера полезла пузырящаяся золотистая пена. Кастеляна закружило и швырнуло к стене, он еще успел различить, как сквозь люк поток вынес в спальню Эба Эбвина, а затем все скрыл огромный кривой рот.

ИДИ СЮДА! – произнес он.

* * *

Эба бросило на пол, Зубастик оказался прямо перед ним. Страницы были смяты, через всю обложку протянулась изломанная трещина. Книга еще шевелилась, хотя гримаса боли искривляла оранжевое «лицо».

Магическая пена бурлила между ножек кровати, бушевала среди гранитных постаментов, покачивала сундук. По пояс погруженный в золото, высокий черный старик шел к Эбу. Обеими руками он держал извивающегося магопса.

Эб приподнялся на локтях. В каждой руке он сжимал по магриловому кубику. Зубастик шевельнулся, обложка страдальчески сморщилась. Эб протянул ему магрил, и Зубастик проглотил его. Обложка немного расправилась, страницы стали более гладкими. Одна из них была перед глазами Эба – он увидел слово «СОДЕРЖАНИЕ», а ниже: «НОЧНАЯ ПОГОНЯ», «В ПОИСКАХ НЕГОДЯЯ», «БЕЗВЫХОДНАЯ БАШНЯ», «ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ДУШИ»… Эб склонился так, что лоб прижался к Зубастику. Теперь перед глазами была лишь страница с большими буквами, складывающимися в одно слово: «КОНЕЦ». Страница стала большой, как заснеженное поле возле Кривого леса, потом как горы, как весь мир… Зал на вершине Иглы исчез, рев Машины стих.

Зубастика пронизывали нити магии, которой наполнил свою книгу Кастелян. Весь мир состоял из магии – ведь этот мир и был книгой, закопанной Кастеляном в пустыне на вершине бархана.

– Эбби… – Искаженный болью голос мага доносился откуда-то издалека. – Эбби, Тодол сломал ее. Почини…

Нависнув над Эбвином, черный старик запрокинул голову, широко раскрыл рот и опустил в него Кастеляна.

Но Эб уже не видел этого, он погружался в книгу мира.

Спальни больше не было, не было Иглы, не стало гор, исчезло вообще все – вокруг, сколько хватало глаз, тянулось только ярко-оранжевое пространство, наполненное магическими нитями. Затихающий шепот, доносящийся уже из другого мира, из мира вечной черноты, произнес:

– Почини. Ты умеешь чинить. Ведь ты мое лучшее ремонтное заклинание.

Нет, всё было на месте: и спальня в ушке Иглы, и сама Игла, и горы, и Кривой лес. Но теперь все это осталось далеко внизу. Эб поднялся над сюжетом книги, над рассказанной в ней историей; его окружали мириады золотистых нитей, которые Кастелян протянул, когда писал ее. Он попал в самое важное место Зубастика, в его кульминацию, тайное средоточие авторского замысла.

Отсюда открывался вид на всю книгу. Эб видел все мысли и идеи Кастеляна, все заклинания, которые он создавал и записывал…

Он видел человека с курчавой бородой. Сжимая в руке перо, седобородый склонился над столом, где лежала книга в оранжевой обложке.