– Ну и повеселила ты, Ашити. – Улбах смахнул с глаз набежавшие слезы, еще раз хмыкнул и наконец успокоился.

– Ашетай, ты говоришь правду? – спросил Балчут.

– Почему ты мне веришь? – полюбопытствовала я.

– Таньер не смеялся, и Ашет тоже не улыбнулась, – ответил глава пагчи.

– Верно, – кивнула я с улыбкой. – Потому что я не солгала ни словом. Того адана-пагчи звали Сулах. Так его называл главный адан – Шамхар. Думаю, Отец показал мне последний день существования последнего савалара. Это было восстание Илгиза, и аданы готовились защищать святыню ценой своей жизни. Я не могу сказать, выжил ли кто-то из них в тот день, это мне неведомо. Но ведомо иное.

– Что? – спросил Кхыл, придвинувшись ближе.

В отличие от брата, Улбах еще хранил на лице следы скептицизма, даже усмехнулся и покачал головой, но в своей эмоции, похоже, был единственным. В глазах остальных я видела разгоравшуюся искру любопытства.

– А то, Кхыл, что я знаю, откуда пришли кийрамы, – ответила я. – На стенах савалара были нарисованы земли, которые заселяли народы, созданные Белом Духом. Земля кийрамов называлась Хайнударин. И это был остров… Большой кусок земли, окруженный водой. А неподалеку от него находился другой остров – Тагударин, и там жили дьергины. Так именовался народ, которому покровительствовал Тагудар, но куда они ушли и живы ли до сих пор, я сказать не могу. Попросту не знаю.

– А пагче, Ашетай? – спросила Учгей.

– Земля пагчи называлась Дурпакан, а кто-то называл его Катыр милек – Земля теней. – Прикрыв глаза, я продекламировала строки, так глубоко запавшие мне в память, будто я заучивала их: – В густых лесах всегда было сумрачно и пахло сырой землей. Пагчи, благородные дети леса, берегли зеленых братьев и никогда не строили своих харатов там, где густо росли деревья. А те, кто желал жить в лесу, строили алауры прямо в кронах.

– А кийрамы? Как жили кийрамы? – спросила Дайкари. Улбах покосился на жену, но недовольства не выказал, а значит, и он ощутил любопытство.

Я уже была готова дать ей ответ, но успела только открыть рот, потому что на стол обрушился удар тяжелого кулака. Стаканы жалобно звякнули, и все взоры обратились на Балчута. Он был похож на грозовую тучу, и молнии готовы были вот-вот обрушиться на землю.

– Откуда?! – прогрохотал глава пагчи. – Откуда ты знаешь священные слова и наши легенды?! Говори, Ашетай, кто выдал тебе то, что не ведомо никому, кроме пагче?!

– Балчут, – голос Танияра прозвучал спокойно, но ответную угрозу я ощутила кожей и взглянула на мужа с беспокойством. – Перед тобой твоя дайнани и моя жена. Когда открываешь рот, чтобы драть на нее глотку, должен помнить, что бить в ответ буду я. Не пощажу.

– Милый… – я взяла его за руку.

– Верно говорит, – кивнула мама, так и не открыв глаз. – Пагчи стали айдыгерцами. Сами решили, сами власть дайна и дайнани приняли, значит, и о почтении должны помнить. Сами. Дайн в своем праве, такова воля Отца, – закончила она.

– Но я хочу знать… – начал Балчут, всё еще пылавший от гнева.

Чтобы не обострять вдруг накалившуюся ситуацию, чего, признаться, не ожидала, я поспешила заговорить:

– Это не тайные знания, Балчут. И не священные слова пагчи. Это забытое прошлое твоего народа. Хвала духам, что вы сберегли знания о нем хотя бы в легендах, однако это данность, существовавшая еще до восстания Илгиза. Ты хочешь знать, кто мне рассказал? Я отвечу – Шамхар. Тот самый адан, которого мне показал Создатель. Он рассказал мне много всего: от рождения Белого Духа до падения мира. А еще он рассказал мне, что народы, жившие обособленно друг от друга, однажды перемешались. Обменивались знаниями, учились, обучали, любили, женились, плодились. Они не различали Покровителей, цвет волос и глаз. Если ты зайдешь в наш дом, то увидишь картину, которую мы с Танияром принесли из моего мира. Так вот, твои предки умели рисовать так же. Они умели много того, о чем вы, их потомки, даже не подозреваете. И сейчас, если бы они могли взглянуть на нас, то даже тагайни показались бы им дикарями…

– Вожак, – меня прервал голос одного из кийрамов. Он подошел к столу, пока я говорила. – Дозволь показать охоту.

– Показывай, – больше отмахнулся, чем разрешил Улбах, а после кивнул мне: – Говори, Ашити.

Я проводила взглядом подходившего кийрама и, прежде чем продолжить, спросила:

– О чем он говорил? Хотят устроить охоту?

– Ты уже видела, – снова отмахнулся Улбах. – Говори дальше.

Нахмурившись, я попыталась понять, что же я видела, но вскоре усмехнулась – представление. Кийрамы решили показать тагайни те сценки, которые мы видели при первом посещении их леса. Тоже своего рода тайные знания и традиции, которыми племя решило поделиться. А Балчут кулаками стучит. Фыркнув от этой мысли, я одарила пагчи укоризненным взглядом, он был задумчив и моего недовольства не заметил. Зато рядом заерзал вожак, желание которого проигнорировали уже дважды.

– А что еще сказать? – я пожала плечами. – Я хотела показать вам, что однажды люди уже жили в мире и согласии, и если сегодня Катэбай и Талгыр встретили друг друга, значит, мы идем путем, который нам указал Отец. Он желает возрождения забытого, и мы исполним Его волю. Балчут, – позвала я, и пагчи поднял на меня взгляд, – я бы хотела послушать ваши легенды. Шамхар рассказал много, но он не мог поведать подробно обо всем. Прошу тебя разделить со мной знания пагчи.

– Покажи то, что принесла из своего мира, – не дав ответа на мою просьбу, произнес Балчут.

Впрочем, я поняла, что он ищет подтверждения моих слов, прежде чем откроет тайны своего племени, которые до настоящего времени считались священными знаниями. Отказывать ему не было ни смысла, ни желания. Я уже приподнялась, чтобы пройтись до дома, но меня остановил Танияр.

– Я покажу картину, – сказал он с едва приметной улыбкой. А после кивнул Балчуту: – Идем.

– Я тоже хочу посмотреть, – объявил Улбах, но так и остался на своем месте, – потом. Расскажи про кийрамов, Ашити.

– Да, – подхватил его брат, а кийрамки просто кивнули, поддержав своих мужей.

Я улыбнулась и приступила к повествованию. Впрочем, было оно коротким, потому что Шамхар и вправду не описывал каждый народ в подробностях, но постарался перечислить всех, кто населял Белый мир, их традиции и местоположение до того, как произошло смешение.

И пока я говорила, к нашему столу подошла женщина лет тридцати пяти, может, чуть меньше. Лицо ее было хорошо мне знакомо, но сразу вспомнить, кто это, я не смогла. Женщина обошла стол и взяла