Кстати о стираной одежде. Я же хотела выяснить у Тирбиша, где у них машинки стоят. Тирбиш, как всегда, отыскивается на кухне и с удовольствием провожает меня в прачечный отсек. Оказывается, что машинки у всех именные. Тирбиш объясняет, что это для того, чтобы ни в коем случае не перепутать одежду и не потрогать чужое. Поскольку команда по внешности очень разношёрстная, красивой половине неприятно прикасаться к личным вещам некрасивой половины, так что эти самые вещи не должны попадать в одни и те же места.

Я только чешу в затылке, как же Азамат при этом должен воспринимать мою манеру за него хвататься чуть что.

Тирбиш выделяет мне одну из запасных машинок, старательно выведя прямо на передней панели моё имя маркером. Это простое действие неожиданно заставляет меня чувствовать гораздо большую уверенность в завтрашнем дне, чем подписание контрактов. Мысль о контрактах напоминает мне, что надо написать домой, так что после того, как Тирбиш показывает мне сушильню с горячим поддувом, я снова отправляюсь к капитану.

Он всё так же сидит за буком – и как глаза не посадил ещё, в этом вечном полумраке, – но при виде меня снова начинает теребить волосы. Вот ведь не даёт полюбоваться!

– Оста-авь, – прошу.

– Да высохли уже, – пожимает плечам. – Не буду же я так ходить.

И берётся за расчёску. О-о-о, у меня есть идея.

– Дай я, – тянусь, только что не подпрыгивая на месте.

– Что? – не понимает он.

– Дай я тебя расчешу.

Судя по округлившимся очам супруга, я опять сделала что-то невероятное. Надеюсь, хотя бы не оскорбительное.

– Это что, какая-то традиция? – предполагает он, немного оправившись.

Врать не хочется, но очень хочется запустить пальцы в эту роскошь. Пожимаю плечами и, пользуясь его растерянностью, отбираю у него расчёску. Она тяжёлая, большая, с крупными зубьями. Из какого-то натурального пластика, вроде кукурузного. Поднимаю обеими руками тяжёлые жёсткие пряди и усаживаюсь с ними на кровать. При такой длине рядом стоять не обязательно. Азамат заворожённо смотрит, как я аккуратно разбираю кончики. Бальзам – бальзамом, но мне спешить некуда. Постепенно забираю всё выше – или, в данном случае, всё ближе к хозяину. Наконец дохожу до головы, и тут стараюсь быть как можно осторожнее, не дай бог ему какое обидное движение померещится. Тем более что теперь на всю длину прочёсывать приходится. Волосы такие густющие, что кожи на проборе почти не видно. Это ж как тяжело такую косу носить, подумать страшно. У меня у самой в своё время коса была ничего себе, это сейчас я всё отстригаю, так я помню, как мне было тяжело. Но мои-то кудряшки с его гривой ни в какое сравнение не идут.

Ну вот, всё хорошее когда-нибудь кончается. На расчёске ни волоска не осталось. С ума сойти можно от счастья. Была бы я парикмахером, отдалась бы ему на этом самом месте. Теперь надо всё это заплести, и чтобы концы не запутались. И как он один справляется?..

Азамат меж тем сидит, как будто с него портрет рисуют. Даже не моргает, по-моему. Приближаясь к концу косы, задумываюсь о завязке.

– Давай, чем закрепляешь, – говорю.

Он слегка вздрагивает от звука моего голоса и протягивает убитую жизнью чёрную резиночку. Господи, да тут шёлковую ленту нужно... Но ведь сейчас опять начнёт, что ему не подобает. Ладно, я ему вышью ленточку, и пусть только попробует не носить. Кстати, рубашку мою не надевает. Неужели что-то не подошло?

– Ну вот, – говорю, – готово.

Предъявляю ему аккуратную косу. Хвостик я нарочно оставила подлиннее, чтобы хоть чуть-чуть видно было, какая там красота.

– Спасибо, – говорит неуверенно. – Мне было очень приятно. Так и не понял, правда, зачем вам это понадобилось.

Взвешиваю, насколько уместно сказать «пощупать захотелось» и решаю пока подождать с откровенностями.

– У тебя очень-очень красивые волосы, – говорю серьёзно. – Они заслуживают самого лучшего обращения.

Левая сторона его лица слегка розовеет. Нет, я не могу, какая прелесть! Неужели это – мой – муж?! Не удерживаюсь и целую его в макушку, благо когда он сидит, я всё-таки достаю. Ну всё, выносите тело. Под этим взглядом чай можно пить без сахара.

– Пустишь в бук? – говорю, чтобы разбавить сиропчик.

Кивает, встаёт, отходит в сторону. Пошёл дар речи искать, бедолага. Господи, Азамат, да прилети ты на Землю – тебя бы любая с руками оторвала! Это я тут выпендриваюсь. Вроде как солидная женщина, двадцать восемь лет, высшее образование, к первому встречному в кровать прыгать не пристало. А попадись к тебе кто попроще – и был бы ты уже со всех сторон счастлив. Но вот угораздило же в меня втрескаться! Ладно, ничего, я скоро и сама до кондиции дойду. Вот только сейчас домой отпишусь...

* * *

Мам, я вышла замуж. За капитана муданжского корабля. И остаюсь тут работать.

Мы скоро будем на Гарнете, ты говорила, там какие-то лилии особенные растут. Тебе прислать луковицы?

* * *

Сашка, ты сидишь? Прочно сидишь? Не пьёшь ничего, не ешь? Смотри, а то подавишься. Я тут вроде того что выскочила замуж неожиданно для себя. За того самого капитана, с которым ты говорил. Он абсолютно прекрасный. Так что я намереваюсь остаться тут на корабле, тем более что им всё равно нужен бортовой медик. Нет, я вполне уверена, что мне никто ничего не подмешал. Он просто реально бесконечно клёвый мужик. У меня всё будет хорошо.

* * *

Отдуваюсь, утирая пот со лба. Чует моё сердце, Сашку я не убедила. Ладно, разбер...

Звонок по Сети. Ну кто бы это мог быть, а?! У него там как раз середина рабочего дня, он оповещения о письмах мгновенно получает.

– Азамат, – зову тихонько. Чувствую, как слева у меня за спиной материализуется кто-то большой. – Это мой брат звонит.

– Да, я так и подумал. Вы ему сказали?..

– Да, но я не хочу ему говорить, что это было... против моего желания.

– Но почему? Неужели вы хотите, чтобы он думал...

– Да, я хочу, чтобы он думал, что я вышла за тебя замуж, потому что хотела выйти за тебя замуж. Иначе он будет волноваться.

– О...

– Ты с ним поговоришь?

– Конечно...

Я принимаю звонок.

– ЛИЗКА!!! Это что, розыгрыш?! За тобой до сих пор таких шуток не водилось!

– Санечка, это чистая правда, и прекрати орать, а той мой муж обидится.

Сашка картинно закрывает лицо руками.

– Нет, ты всё-таки рехнулась. Знаешь, я думал, ты оправилась после смерти Кирилла. Я думал, у тебя какие-то новые начинания с этим космосом. Но теперь я понимаю, что это всё была сложная махинация, чтобы поставить на себе крест, а я не мог тебе помешать!