Почти тридцать минут мы с Роджером кружили друг вокруг друга, пока наконец-то не сошлись в разговоре.

После инцидента в доме, когда Роджера и Сару чуть не убило разбитое окно, они расстались на месяц, но потом снова сошлись. Я впервые увидела их вместе. Я сомневалась, что Роджера настолько же сильно взволновало мое присутствие, но мы крепко обнялись, и он даже поцеловал меня в щеку. Хотя мне не нравилась Сара, я все же чувствовала огромную вину за причастность к смерти ее матери. Так что теперь я старалась казаться добрее. Любопытно, что Люк представился только по имени, и было видно, что Роджера весьма озадачила личность моего компаньона.

Сара была настолько миниатюрной женщиной, что даже на каблуках едва выглядывала из-за плеч моего бывшего мужа. Белокурые волосы были собраны в короткий хвост. Для вечеринки она выбрала черную безрукавку до колен. Сара выглядела очень опрятно, утонченно, но на лице Роджера почему-то застыло разочарование.

Для окружающих наша встреча была тем еще представлением. Казалось, что все кругом затаили дыхание, гадая, сможем ли мы с Роджером ладить достаточно хорошо, чтобы не причинять окружающим неудобств.

Итак, нам пришлось поговорить.

– Бьюсь об заклад, твой телефон разрывается после интервью с Хиткоутом, – заметил Роджер. – Видела, как он вспотел? Тогда и не жарко было вовсе. Еще и стоял как оцепеневший.

Пока бывший муж запинался, пытаясь подобрать слова, я чувствовала, что на тот момент меня куда больше волнуют другие проблемы: меня прокляли, его тоже прокляли, а на ужин со мной пришел, вероятно, сам дьявол. Что ж, зато я хорошо выглядела, пускай каблуки лабутенов и тонули в мягкой траве. Я спросила Роджера, где он намеревается повесить картину Руссо в «Ганновере», но, к моему удивлению, за него ответила Сара.

Когда я наблюдала за движениями Роджера, мне казалось, что я переживаю реконструкцию сцены в Парижской опере. Если бы Роджер отпустил бороду и надел смокинг, то выглядел бы точно как Огюст Маршан в 1898 году. Они с Люком никогда не встречались в этой жизни, и тем не менее Люк готов был по первому зову и в любой момент бежать, прихватив меня с собой. На протяжении многих лет я замечала каждый озадаченный взгляд Роджера, и я знала его достаточно, чтобы понимать, насколько Саре трудно считывать его эмоции этой ночью. И, судя по ее поведению, ее это крайне беспокоило.

Дневной свет над особняком угасал, и на смену ему пришли уличные фонари и свечи. К счастью, я слышала далекие звуки курантов, зовущих гостей к столу.

Мы с Люком, извинившись, отошли в сторону.

– Неужели он так ничего и не понял?

Во взгляде Люка читалось недоумение.

– Я вот смотрю на него и не понимаю, как можно быть таким идиотом.

– А я смотрю на нее и тоже задаюсь этим вопросом.

Его замечание вызвало у меня улыбку.

– Нет, ну серьезно. Она бы еще кардиган нацепила, – фыркнул он, перехватывая мой бокал.

Люк обладал уникальной способностью меня успокоить, будь то рука на пояснице или идеально подходящий саркастический комментарий, призванный внести легкомыслие в столь неловкую ситуацию. Мы шли бок о бок мимо толпы гостей, пожимая руки женам конгрессменов, ведущим новостей, рестораторам и владельцам картинных галерей.

За длинным столом нас посадили рядом с директором Вашингтонской оперы и его женой. Роджер и Сара находились в другом конце комнаты. Ужин начался с рукколы и панцанеллы из летних овощей, за которыми последовали бараньи отбивные и ризотто, а на десерт – шоколадный тирамису. Вино лилось рекой.

Как выяснилось, Люк прекрасно разбирался в опере, что не могло не изумлять. Его познания касательно опер Моцарта, концертов Баха, художников эпохи Возрождения, вин Мадейры, Луи Армстронга и города Осло в Норвегии (где выросла жена оперного директора) были практически безграничными.

– Осло? – невозмутимо спросила я.

– Сказочный город. Удобный аэропорт.

– Осло? – Я снова склонила голову.

Люк одарил меня лукавым взглядом.

Тем не менее Люк Варнер оказался именно тем компаньоном, который был мне нужен. К концу вечера он получил три новых приглашения на ужин и несколько потенциальных должностей в совете директоров. Я обнаружила, что смотрю на него с тем же увлечением, что и остальные. Я даже о Роджере позабыла и вспомнила о них с Сарой только тогда, когда они извинились за ранний уход. Взглянув на Роджера, я поняла, что это был не его выбор.

После ужина мы с Люком обошли дом с его бесконечными коридорами и окнами, украшенными декоративными карнизами с шелковыми портьерами. Ковры и итальянская плитка под ногами сами по себе являлись произведениями искусства. Люк провел меня по темному коридору в библиотеку, где были собраны книги лучших писателей Италии. В комнате стояли два длинных дивана бисквитного цвета и рояль из красного дерева.

Он выдвинул банкетку из-под рояля:

– Присаживайся.

– Ты умеешь играть? – изумилась я, подойдя ближе.

– Я? Нет. Ты умеешь.

Мне оставалось только рассмеяться.

– Тебе еще не надоело?

Варнер кашлянул и помолчал немного.

– Мне никогда не надоест.

– Сыграй мне что-нибудь.

Он взглянул на меня, повернулся к клавишам. Спустя миг я услышала диссонирующие звуки, в которых с трудом угадывался «Собачий вальс».

– Мило.

Варнер остановился.

– Теперь ты.

– Я не уверена, что нам можно здесь находиться.

– Перестань менять тему. Просто попытайся.

– Я не умею играть.

– У твоей матери не было денег на пианино, хотя ты хотела играть, как твоя лучшая подруга. И тогда в одиннадцать лет тебе купили флейту.

Я вспомнила мать, которая, будучи матерью-одиночкой, всеми силами старалась удержать нас на плаву. На работе кто-то подарил ей старую флейту Армстронга. Она почистила ее, отремонтировала и подарила мне, извинившись за потрепанный вид. Зная о наших финансовых трудностях, я играла на флейте и никогда больше не просила пианино.

– Тогда ты знаешь, что я не умею играть.

– Хелен Ламберт не умеет.

– А кто тогда?..

– Джульетта ЛаКомпт. – Взяв мою руку, Варнер положил ее на клавиши.

Это нежное прикосновение еще больше меня разозлило, поскольку вызвало целый калейдоскоп чувств.

Спустя мгновение Люк переместил большой палец моей правой руки к ноте «до».

– Думаю, ты справишься.

Я одарила Варнера мрачным взглядом.

– Джульетта любила тебя, – заявила я, но тут же поспешила пояснить: – В Париже.

– Так вот в чем дело. – Варнер вздохнул. – Я тоже любил тебя… в Париже. Но, наверное, боялся того, что между нами назревало. Я думал, ты слишком молода, слишком уязвима.