Каждый закон называется «мицва», что означает «долг» и «повеление». Хотя Талмуд часто говорит о том, что человек должен принять «ярмо» мицвы, по самой своей природе закон не должен ощущаться как ярмо, и действительно, по-моему, ощущается не как обуза, а как осмысленный образ жизни. Несомненно, многие положения закона, такие как жертвоприношения, пищевые запреты, ритуальная чистота, не имеют рациональной или образовательной функции[142]. Однако многие другие законы побуждают человека действовать справедливо, с любовью и тем самым обучают и преобразуют его. Пример развития закона от библейского к постбиблейскому в направлении усиления этического совершенствования заключается в следующем: библейская заповедь «не ставь препятствий перед слепым» интерпретируется в широком нравственном смысле – не следует пользоваться чьей-то беспомощностью, невежеством и т. д. Несомненно, такой закон имеет огромную этическую важность для отношений между людьми. В том же духе запрет на убийство расширяется, подразумевая запрещение унижать другого человека. Талмуд говорит: «Тот, кто заставляет соседа стыдиться в присутствии других, как будто проливает его кровь» (фраза основана на каламбуре: еврейское слово «стыдиться» – «малбим» [дословно: «заставлять бледнеть»] переводится здесь как «проливать кровь»: когда кровь отливает от головы, лицо делается бледным).

Библейский закон, согласно которому человек должен быть казнен, только если два свидетеля видели его совершающим преступление, оказался настолько усилен устной традицией, что фактически привел к отказу от смертной казни. Согласно Талмуду, суд, приговоривший человека к смерти один раз за семьдесят лет, называется «кровавым судом». Некоторые раввины добавляли к «мацвоту» Талмуда собственные нормы. Многие, например, отказывались уличать вора и передавать его в руки властей для наказания, они дарили ему то, что он украл, ради того, чтобы над ним не тяготело (моральное или легальное) обвинение в преступлении. Все такие правила и принципы являлись развитием основного закона – закона любви к соседу.

Дух закона, каким он проповедовался раввинами на протяжении столетий, содержал в себе справедливость, братскую любовь, уважение к личности и посвящение жизни развитию человека. Раввины не придерживались обета бедности, но преданность учению всегда рассматривалась как высочайшая задача, которой не должны мешать меркантильные интересы.

Большинство библейских и раввинистических законов обладает большой этической и гуманистической значимостью (не считая тех, которые обладают чисто ритуалистическим и обычно архаическим значением). Впрочем, один закон, занимающий центральное положение во всей системе, часто понимается неправильно, а поэтому нуждается в более детальном рассмотрении: это закон, касающийся субботы.

Несомненно, что соблюдение субботы является центральным установлением библейской и раввинистической религии. Оно заповедано Декалогом (Десятью заповедями) и является одним из немногих религиозных законов, подчеркивавшихся реформаторами-пророками, оно занимает главенствующее место в раввинистической мысли, и пока иудаизм существует в своих традиционных формах, остается наиболее заметным феноменом еврейской религиозной практики. Не будет преувеличением сказать, что духовное и моральное выживание евреев на протяжении двух тысячелетий преследований и унижений едва ли было бы возможным без этого одного дня в неделе, когда самый бедный и несчастный еврей преображался в человека, обладающего достоинством и гордостью, когда нищий превращался в короля. Однако чтобы не счесть это утверждение грубым искажением реальности, нужно рассмотреть традиционную практику соблюдения субботы в ее аутентичной форме. Любой, кто считает, будто знает, что такое суббота, потому что видел зажженные свечи, имеет мало представления об атмосфере, создаваемой традиционным соблюдением субботы.

Причина того, почему суббота занимает такое важное место в еврейских законах, кроется в том факте, что она связана с центральной идеей иудаизма: идеей свободы, идеей полной гармонии между человеком и природой и между людьми, это предвкушение мессианского времени и победы человека над временем, печалью и смертью[143].

Современный ум не усматривает особой проблемы в установлении субботы. То, что человек должен отдыхать от трудов один день каждую неделю, представляется нам самоочевидной социально-гигиенической мерой, предназначенной для физического и духовного отдыха и релаксации, в которых он нуждается, чтобы не утонуть в повседневных делах и лучше трудиться в остальные шесть рабочих дней. Несомненно, такое объяснение справедливо в своих пределах, однако оно не отвечает на некоторые вопросы, встающие при более внимательном рассмотрении библейского закона о субботе и особенно связанного с субботой ритуала в постбиблейской традиции.

Почему этот социально-гигиенический закон так важен, что помещен среди Десяти заповедей, которые в остальном касаются только фундаментальных религиозных и этических принципов? Почему его объяснение приравнивает его к отдыху Бога на седьмой день, и что этот «отдых» означает? Изображается ли Бог в таких антропоморфных терминах, что ему требуется отдых после шести дней тяжелой работы? Почему во второй версии Десяти заповедей суббота объясняется в терминах свободы, а не в терминах отдыха Бога? Каков общий знаменатель этих двух объяснений? Более того – и это, возможно, самый важный вопрос, – как понять тонкости ритуала соблюдения субботы в свете социально-гигиенической интерпретации отдыха? В Ветхом Завете человек, «собирающий дрова», рассматривается как нарушивший закон о субботе и наказывается смертью. Согласно более поздним взглядам, не только работа в современном значении слова запрещена, но и такие действия, как разжигание огня (даже если это требуется условиями жизни и не сопряжено с какими-либо физическими усилиями), срывание единственной травинки, переноска чего-либо (даже столь легкого предмета, как носовой платок). Все это не работа, сопряженная с физическими усилиями, и ее избегание часто доставляет бо́льшие неудобства, чем выполнение. Не имеем ли мы здесь дела с экстравагантными и принудительными преувеличениями исходно «разумного» ритуала, или наше понимание ритуала ошибочно и нуждается в пересмотре?

Более детальный анализ символического значения связанного с субботой ритуала показывает, что мы имеем дело не с навязчивой чрезмерной строгостью, а с концепцией работы и отдыха, отличной от современных воззрений.

Для начала следует отметить, что концепция работы, лежащая в основе библейских и позднейших талмудических взглядов, касается не физических усилий; она может быть сформулирована так: «работа» есть любое вмешательство человека как конструктивное, так и деструктивное, в физический мир; «отдых» есть состояние мира между человеком и природой. Человек должен оставить природу нетронутой, ни в чем ее не изменить – ни строительством, ни уничтожением чего-либо. Даже малейшее изменение, внесенное человеком в естественный процесс, есть нарушение отдыха. Суббота – день полной гармонии между человеком и природой. «Работа» есть любое нарушение равновесия между человеком и природой. Связанный с субботой ритуал может быть понят на основании этого общего определения.

Любая тяжелая работа, как пахота или строительство, является работой и в этом смысле, и в нашем современном понимании. Однако зажженная спичка или сорванная травинка хотя и не требуют никакого усилия, суть символы человеческого вмешательства в естественные процессы, нарушение мира между