к любому человеку, а не только к представителю той же религии или национальности (в данном случае еврею). Некоторые ученые, изучавшие Ветхий Завет, утверждают, что слово «реа», которое переводится как «сосед», относится только к человеку той же национальности, другие считают, что оно касается любого другого человека[135]. Учитывая все аргументы за и против, мне представляется трудным прийти к определенному решению, поскольку слово «реа» используется в смысле «друг», «согражданин», а также просто «другой», с которым человек состоит в каких-либо взаимоотношениях[136]. Фраза, таким образом, может быть переведена как относящаяся к другому человеческому существу или к кому-то из сограждан. Впрочем, тот факт, что фраза начинается с «не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего», а заканчивается «люби ближнего твоего, как самого себя», на мой взгляд, говорит скорее в пользу интерпретации «как сограждан».

Однако каково бы ни было значение слова «реа» в этой заповеди, нет сомнения в том, что Библия требует любви к «пришлецу», т. е. к тому, кто бессилен, поскольку не имеет той же крови или той же религии. Левит (19:33–34) говорит: «Когда поселится пришлец в земле вашей, не притесняйте его. Пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской. Я Господь, Бог ваш». Высказывались мнения, что термин «пришлец» («гер»), использованный здесь, относится к тому, кто обращен в иудейскую религию. Хотя слово может употребляться в этом смысле, очевидно, как уже указывал Г. Кохен, что здесь оно такого значения не имеет. Учитывая, что это повеление любить соседа мотивируется тем, что евреи были «пришельцами» в Египте, из текста можно сделать вывод, что в данном случае «гер» – это чужак, не принадлежащий к той же религии и ни в каком смысле не являющийся обращенным (в общем смысле «гер» означает «временный житель» [там же]).

Ту же ссылку на роль евреев как пришельцев делает Второзаконие (10:19): «Любите и вы пришельца; ибо сами были пришельцами в земле Египетской». В другом месте также упоминается прошлое евреев как чужаков в Египте: «Пришельца не обижай: вы знаете душу пришельца, потому что сами были пришельцами в земле Египетской» (Ис. 23:9). В этой строке мы обнаруживаем не только ссылку на пребывание евреев в Египте, но и очень важное объяснение причины того, что чужаков не следует обижать (или следует, как сказано в другом месте, любить): «Вы знаете душу пришельца, потому что сами были пришельцами в Египте». Принцип заключается в том, что любовь к соседу, как к другому человеческому существу, являющемуся не кем иным, как другим человеком (именно потому, что он не разделяет крови, обычаев, религии), коренится в знании его, и это знание основано на общем опыте чужака, угнетаемого и страдающего. В более широком смысле эта строка говорит, что всякая любовь основана на знании другого человека, всякое знание другого основано на разделяемом опыте. Я не могу понять в другом того, чего не испытываю сам, и быть человеком – значит нести в себе все человеческое, в том числе и свойственное чужаку. До тех пор пока я не обнаружил в чужаке человека, я знаю себя только как социальное существо, подобное всем тем, с кем разделяю обычаи и язык. В этом случае я знаю себя только как «социального человека». Только «зная душу пришельца», могу я проникнуть взглядом за социальную завесу, скрывающую от меня меня самого как человеческое существо, смогу узнать себя как «универсального человека». Открыв чужого внутри себя, я не могу ненавидеть чужака вне себя, потому что он перестает быть для меня чужим. Заповедь «возлюби врага» уже заключена в повелении Ветхого Завета любить пришельца. Если пришелец – пришелец внутри меня, то и враг – враг внутри меня, и он перестает быть врагом, потому что он – это я[137].

В еврейской Библии «пришелец» имеет еще одно измерение – это не только неизвестный человек, но и бессильный. Так, например, мы встречаем повеление: «Когда будешь жать на поле твоем, и забудешь сноп на поле, то не возвращайся взять его; пусть он остается пришельцу, сироте и вдове, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всех делах рук твоих» (Втор. 24:19). Здесь, как и во многих других местах Пятикнижия и книг пророков, главный принцип социальной справедливости заключается в защите тех, кто не обладает силой (вдов, сирот, бедняков, пришельцев), от тех, кто имеет силу.

Библейская этика в первую очередь касается не богатства и бедности как таковых, а социальных отношений между теми, кто силен, и бессильными. Таким образом, пришелец, символ человека, силой не обладающего, заслуживает особой защиты с точки зрения как закона, так и морали.

Любовь человека и любовь Бога в библейской и более поздней еврейской традиции нераздельны, если человек хочет быть подобен Богу, для него примером должна быть любовь Бога. В Библии Бог – это Бог справедливости и Бог сострадания. Если в более древних частях Библии акцент делается в большей мере на первом, чем на втором, в трудах пророков особенно заметна концепция любви и сострадания Бога. Ничто не может лучше выразить дух любви Бога, чем краткие высказывания Исайи: «Я открылся не вопрошающим обо Мне; Меня нашли не искавшие Меня. „Вот Я! Вот Я!“ говорил Я народу, не именовавшемуся именем Моим» (65:1) или «На малое время Я оставил тебя, но с великою милостью восприму тебя» (54:7).

Из многих описаний любви Бога, которые могут быть найдены у пророков, хочу упомянуть только еще одно: уподобление Осией Израиля жене, ставшей блудницей. Несмотря на это, муж не перестает любить жену: «И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии, И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа» (Ос. 2:19–20).

Любовь Бога к человеку находит много выражений в талмудической литературе. Так, очень ясно этот дух выражает одна из историй в Талмуде: «Рабби Ишмаэль бен Элиша говорит: я однажды вошел во внутреннюю часть [святилища], чтобы воскурить благовония, и увидел я – Акатриэль, ангел Бога воинств, сидит на высоком троне. Он сказал мне: Ишмаэль, сын мой, благослови меня! Я ответил: да превзойдет милосердие гнев твой, чтобы ты обращался с детьми милосердно и ради них не дошел до строгих границ правосудия. И он кивнул мне головой. Отсюда мы узнаем, что к благословению обычного человека ты не должен относиться пренебрежительно» (Брахот 7a).

Как в