всё тренировал и тренировал проникающий удар.

Я ловил пару раз на себе сочувствующий взгляд Глу Пыша, но старался ему не отвечать, чтобы не подставлять. Младшие ученики в это время тренировали первое ката «Утренней Росы».

Я же продолжал заниматься и лишь краем глаза подглядывал за движениями учеников. Я запоминал их. Вряд ли кто мне потом покажет движения.

Солнце начало клониться к небоскребам Мосгава, до ужина оставалось совсем немного. От напряжения в коленях ноги так и норовили согнуться. Хорошо ещё, что в зад не упирался меч, но и так было трудно удерживать равновесие. Ясен Ху всё также ходил и покачивал головой.

Руки дрожали, ноги дрожали, хотелось есть и пить. Я продолжал стискивать зубы и раз за разом повторял проникающий удар.

Я не сдавался!

Я помнил главную заповедь Изгоев: «Не верь, не бойся, не проси!» Я не боялся никого. Не верил никому. Не просил пощады. Я делал в семитысячный раз прямой удар в Позе Драконьего Наездника…

И только за пять минут до того момента, как повар Бле Вунь начал созывать монахов на ужин, передо мной распахнулся знакомый золотой свиток:

Приобретен первый уровень понимания младшего ученика — Поза Драконьего Наездника

Приобретен первый уровень культивации младшего ученика — проникающий удар кулака

По моему уставшему телу пролилась волна удовольствия. Такое чувство можно испытать если долго-долго пить хмельное пиво, терпеть и не ходить в туалет, а потом пойти в уборную и начать изливаться. Уставшие руки налились новой силой, ноги получили прилив энергии. Каменная спина получила расслабление. Я почувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим, как будто только что проснулся после долгого послеобеденного сна.

Я улыбнулся, а Ясен Ху нахмурился. Он не мог понять — почему я, трясущийся и скрипящий зубами от боли во всем теле ещё и улыбаюсь?

— Что-то веселое вспомнил, брат Ни? — спросил Ясен Ху.

— Нет, просто понял, как правильно делать проникающий удар. Вот так вот. Вот так вот. Вот так вот, — начал я показывать идеальные удары.

Да, идеальные! Поскольку брови Ясен Ху взметнулись под линию бритых волос. Он хотел было возразить, но я ему не дал:

— Брат Ясен, ты же помнишь, что мы говорили о правде? Монахи всегда говорят только одну лишь правду. Бог Кодла не даст тебе соврать! Скажи — хорошо ли я проделал проникающие удары?

Ясен Ху прошелся вокруг меня, покачал головой, но не смог ни до чего докопаться. Он хотел, но не смог. А после этого послышался крик Бле Вуня, созывающий на ужин братьев монахов.

Я выдохнул с облегчением, но Ясен Ху в ответ только злорадно улыбнулся.

— Рано радуешься, Ни Кто. Если бы ты только знал, что я тебе сегодня приготовил на ночь… Снимай копыта и отправляйся ужинать. После вечерней молитвы я жду тебя на этом самом месте.

Я с радостью освободился от надоевших полукругов и враскоряку помчался на ужин, пока все остальные степенно шли в столовую. Ужин был скуден и непритязателен — рис и овощи. Ничего нового. Однако, после занятий на свежем воздухе эта еда показалась мне вкуснее изысканных яств лучших ресторанов.

После ужина мы помолились Богу Кодле, и я отправился на прежнее место. Глу Пыш же пошел медитировать. Эх, как бы я хотел заменить его в это время…

Буй Суй как не показывался целый день, так и не пришел вечером. Он снова пропадал и не мог за меня заступиться. Впрочем, я уже привык к тому, что утром Буй Суй отправляет меня «травиться» едой, а после завтрака Ясен Ху выбивает из меня остатки здоровья.

Похоже, что у них была такая схема по уничтожению дерзкого младшего ученика, выбившегося из слуг. Подленькая такая схема, нехорошая.

Ясен Ху ждал меня на прежнем месте. Возле него лежали четыре длинных копья. Они были вдвое длиннее обычных. Их острые стальные клыки заканчивались полумесяцами-полукружьями.

— Вытяни вперед руки, Ни Кто, — процедил Ясен Ху.

— Зачем, брат Ясен?

— Чтобы я их отрубил, — засмеялся Ясен Ху. — Верь старшему ученику!

— Ну и шуточки у тебя, брат Ясен, — ответил я и вытянул руки вперед.

Ясен Ху привязал к моим рукам наконечники копий. Привязал так, чтобы запястья упирались в нижние полукружия. Остальные два копья он привязал к моим ногам. Получилось не очень удобно. Если так ходить, то я через десяток шагов запросто могу упасть.

Что он задумал?

Задуманное выяснилось сразу же после того, как Ясен Ху подозвал к себе одного из оранжевых учеников, и они вместе подняли меня на копьях. Я повис, упершись руками и ногами в полукружья наконечников. Вторые концы они укрепили в специальных пазах.

Получилось что-то вроде шатра, только вместо ткани в четырех метрах над землей бултыхался я. Чтобы не провиснуть и не выдернуть руки из суставов, приходилось напрягаться изо всех сил.

— Это упражнение укрепит твои руки и даст тебе понимание о том, как уважительно разговаривать с учениками, которые мудрее и старше тебя, — проговорил Ясен Ху.

Мне хотелось плюнуть ему на лысину, но я сдержался, чтобы не заработать ещё одно наказание. Я скорчил самую невинную рожу и сказал, что раскаиваюсь:

— Брат Ясен, а Брат Ясен, я раскаиваюсь в своих преступлениях!

— Верю! — кивнул Ясен Ху. — На четырех копьях все раскаиваются. Вот повисишь ночь и запомнишь навсегда, как нужно уважать старших… Доброй ночи.

— Брат Ясен! Брат Ясен! — позвал я, но старший ученик даже не обернулся.

Ясен Ху ушел в свою каморку. Вскоре и остальные ученики разбрелись по своим местам. Ко мне украдкой подошел Глу Пыш.

— Брат Ни, ты как там?

— Вишу, — мрачно ответил я. — Или висю…

— Я могу тебе как-нибудь помочь?

— Нет, мне уже ничем не поможешь, но спасибо, брат Глу Пыш. Доброй ночи…

— Доброй ночи, брат Ни.

Глу Пыш скрылся в спальне монахов. Вскоре на белой площади никого не осталось. Солнце тоже спрятало свои последние лучи и ночную тишину нарушали только голоса редких прохожих, которые шли мимо ворот монастыря.

Луна выглянула наружу, увидела меня и сразу сделала вид, будто мы не знакомы. Она покатилась по своему излюбленному маршруту, изредка ныряя в тучки.

Я висел и думал о хорошем, о Чёрной Лисе и о мести. О Чёрной Лисе всё-таки думал больше. У меня зверски зачесался нос и, чтобы его почесать, я начал раскачивать запястье правой руки. В конце концов у меня получилось высвободить руку. Конец копья лег на плечо, а я почесал зудевший нос. Потом примостил руку обратно.

Ровно в полночь скрипнули ворота. Я увидел, как на