не дожил до этого дня! А как она была права, когда возражала против намеренья дочери пойти учиться на биолога. Она знала, чем там занимаются!

Миссис Робинс так убивалась, что дочери стало жаль её, и она ненадолго переехала к ней. Но через несколько дней, как ей ни мешали, вернулась к возлюбленному.

Потом появилась целая вереница родственников, пытавшихся урезонить коварного соблазнителя. Соблазнитель и его жертва держались стойко. Они боролись за право быть вместе, и это помогало Джейн подавить в себе ощущение того, что он не может забыть Изабеллу. Она с первых же дней училась что-то в себе подавлять. Она верила в него, она жила с ним, она жила ради него.

Они сейчас почти ни с кем не встречались. Хозяйка, у которой они поселились вначале, так им сочувствовала и при этом так лезла в их жизнь, что им пришлось переехать в один из соседних домов, на Морнингтон, 12, где хозяйка тоже их опекала, но не мешала им жить по-своему. Недостаток общества они возмещали интересными прогулками по Лондону. Они бродили по городу, не раз заглядывали в зоопарк, но Уэллс отнюдь не видел в этом пустого времяпрепровождения. Он считал, что они «собирают материал». Как некогда Диккенс для своих лондонских «Очерков Боза». Он и в самом деле внимательнейшим образом изучил эту книгу Диккенса. И непрерывно писал. Джейн тем временем готовилась к последним экзаменам на звание бакалавра, которые так никогда и не собралась сдать.

К середине лета миссис Робинс примирилась с создавшимся положением, и они даже решили провести лето вместе за городом. Это решение и впрямь напрашивалось само собой: чувствовала себя миссис Робинс плохо, свой лондонский дом она сдала, и жить было негде, да и о здоровье молодых стоило подумать. Они сняли дом в Севеноуксе, но пребывание там оказалось не слишком приятным. Хозяйка порылась однажды в его бумагах, нашла там отношение из суда по бракоразводным делам и, обнаружив, что они отнюдь не муж и жена, принялась их травить. Это было, впрочем, лишь первое испытание. Им пришлось привыкать к тому, что люди, еще вчера желавшие им приятной прогулки, назавтра сухо кивали им или вовсе отворачивались; что из-за забора вдруг слышались оскорбления, а прислуга начинала нагличать. Можно было, конечно, делать вид, будто ни на что не обращаешь внимания, но это требовало душевных сил, которые им, право же, было на что тратить. И через некоторое время после того, как был оформлен развод, они поженились. Теперь все стало на место: они вернулись в число членов общества. Произошло это 27 октября 1895 года. И если бы перед нами сейчас лежал роман XVIII века, где приключения героя, а с ними вместе и вся книга завершаются счастливой женитьбой, здесь можно было бы ставить точку. Но приключения Уэллса, в том числе и те, что принято именовать «любовными», на этом не кончились, хотя брак его и в самом деле можно назвать счастливым — во всяком случае, для него самого. К тому же он был писатель, а значит, даже эту нашу интермедию еще рано завершать счастливым концом. И поэтому читателю придется пока примириться.

3

…с отступлением, которое, впрочем, вправе опустить всякий, кто не любит рассказов Уэллса

Уэллс всегда мечтал стать писателем, но первых успехов добился как журналист. В момент, когда страшный Фрэнк Хэррис вспомнил об этом оборванце в цилиндре, этом — если воспользоваться французским выражением — «денди каторги», тот уже сотрудничал в нескольких периодических изданиях и мог пером зарабатывать себе на жизнь. Такие скромные издания, как «Эдьюкейшенл таймс» и «Юниверсити корреспондент», тут не в счет. Они давали возможность набить руку, но отнюдь не завоевать известность. Но мало-помалу стали появляться и другие заказы. Во время же поездки на море в Истборн, закончившейся разрывом с Изабеллой, произошел перелом.

И до и после этой поездки Уэллс написал немало научно-популярных очерков и рецензий. Он поработал тогда столь усердно, что вся его литературная продукция подобного рода по сей день до конца не собрана. Но в Истборне он поистине напал на золотую жилу. Однажды он взял почитать в местной библиотеке книгу Барри «Когда человек один» (1888), того самого Джеймса Барри (1860–1937), который прославился пьесой и двумя сказочными повестями о Питере Пэне. Библиотека была платная, за прочтение книги брали два пенса, но в случае с Уэллсом ее владельцы явно продешевили. Роман был из жизни журналистов, и главный его герой, Роррисон, преподнес своему начинающему коллеге совершенно бесценный совет. «Вы, новички, — говорил Роррисон, — только и способны излагать свои взгляды на политику и искусство и рассуждать о смысле жизни, причем вам порой даже кажется, что вы сказали что-то оригинальное. А вот редакторам это все ни к чему, потому что и читателям ни к чему… Видите эту трубку? Так вот Симмс поглядел, как я чиню её с помощью сургуча, и через два дня уже выдал статью об этом».

Уэллс, прочитав эту отповедь, так и ахнул. Да это ведь про него! Сколько он успел уже порассуждать о смысле жизни и как мало запечатлел на бумаге житейских мелочей, которые, по чести говоря, ему и самому казались не столь уж неважными! Разве не кипел он от возмущения, когда Изабелла обставляла на свой вкус их дом!? А о чем он писал в это время? О пространстве четырех измерений. Нет, поделом ему тогда досталось. Молодец Хэррис! Правильно сделал, что забраковал его статью! Как это сказано? «А вот редакторам это все ни к чему, потому что и читателям ни к чему». Неужели он так глуп, что не сумеет понравиться редакторам и читателям?

Первый опыт он предпринял немедленно. На обороте конверта — бумаги в эту минуту под рукой не оказалось — он нацарапал план своего первого очерка, быстренько его написал и отправил в «Пэлл-Мэлл гэзетт». Очерк назывался «Об искусстве проводить время на море». Написан он был в легкой полуюмористической манере, и Уэллс очень точно угадал, куда его отослать. Лондонский газетный рынок он представлял себе довольно отчетливо.

Солидный викторианский читатель уходил в прошлое. Новая публика — те, кто получил образование благодаря проведенной в 1871 году школьной реформе, — требовала легкого чтения, и в Лондоне одна за другой стали возникать вечерние газеты, предназначенные как раз для такого читателя. «Пэлл-Мэлл гэзетт» тоже была из их числа, хотя несколько от них отличалась. Американский миллионер У. У. Астор, который незадолго перед тем ее приобрел, хотел сделать ее изданием популярным и