пребыванием здесь великого князя; но краткость времени и тайна, которую нужно было хранить, поставили мне слишком скромные границы, чтобы иметь возможность предаться свободному течению излияния моего сердца. Ваше императорское величество можете непременно рассчитывать на мою преданность, готовую оказать вам услуги во всех, имеющих представиться случаях; я ничего так не желаю, государыня, как найти оные, чтобы доказать вашему императорскому величеству признательность, какою проникнуто мое сердце…»; «Государь, брат мой, – писала Екатерина II Фридриху II 27 сентября 1776 года, – бракосочетание его императорского высочества великого князя с ее императорским высочеством государыней великой княгиней, урожденной принцессой Вюртемберг-Штутгартской, было отпраздновано 26 числа этого месяца; я хотела сообщить вашему величеству об этом событии нарочным чрезвычайным посольством. Столь тесный и верный союз, какой существует между мною и вашим величеством, внушил мне этот поступок, и именно, на основании этого, как я надеюсь, вы примете участие в радости. Господин Домашнев, мой камер-юнкер, которого я выбрала для этого поручения, имеет приказание выразить вам, до какой степени я рассчитываю на ваши чувства в этом отношении. Прошу ваше величество допустить его в свое присутствие и верить удостоверениям высокаго уважения и совершенной дружбы…» (СИРИО. Год двадцатый. С. 365–366).

Во время берлинского сватовства Николай и Сергей Румянцевы остановились в одной из деревень в надежде повидать отца и все происходившее в Берлине, но приехавший к ним двоюродный брат князь Александр Куракин сообщил безрадостную весть, что свидания с отцом не будет: отец запретил им в это время появляться в Берлине. Возможно, фельдмаршал Румянцев подумал, что появление двух рослых красавцев Румянцевых при сватовстве великого князя окажется невыгодным для жениха. Но кто может проникнуть в тайны души великого фельдмаршала и отца и понять его помыслы?

После отъезда посольства Петра Румянцева с великим князем братья Николай и Сергей мимолетно побывали в Берлине, но уже 6 сентября 1776 года Николай и Сергей вернулись в Петербург, повидались с Екатериной Михайловной, Марией Андреевной, были приняты императрицей, и снова началась придворная жизнь. Вся торжественная церемония свадьбы великого князя прошла на их глазах, по указанию императрицы и самодержицы они снова вошли в круг великого князя, присутствовали на всех торжественных церемониях, обедах, раутах, приемах.

Мария Федоровна, как стали именовать великую княгиню после крещения, поразила Николая своей неотразимой симпатией и добросердечностью, в краткие минуты общения с ней Николай был очарован ею, правда, он больше говорил с великим князем, рассказывая о своем путешествии по европейским городам, особенно о Париже. Обращался он вроде бы к великому князю, а глазами пожирал юную красавицу, великую княгиню, потом в смущении отводил от нее глаза, помня историю великого князя с Натальей Алексеевной и Андреем Разумовским, которая разворачивалась на его глазах.

После бракосочетания наследника престола в церкви Зимнего дворца, после торжественного обеда, танцев и бесед со знакомыми и друзьями, императрица пригласила Николая Румянцева в свой кабинет и дала поручение отправиться в Вену, чтобы известить императорскую власть, Марию-Терезию и Иосифа II, о женитьбе великого князя на принцессе Вюртембергской.

– Вы, конечно, знаете, граф, что русское посольство в Вене возглавляет ваш родной дядя, князь Дмитрий Михайлович Голицын, явитесь к нему, а там уж он подскажет ваши дальнейшие шаги. Думаю, что с первым дипломатическим поручением вы справитесь, тем более что вы знаете европейские языки, и немецкий в том числе.

30 сентября Николай Румянцев отправился в Вену. Исполнил поручение, а через несколько дней, вручив императрице письма Марии-Терезии и Иосифа II, вновь вернулся к исполнению своих обязанностей камер-юнкера. Дежурств было немного, кроме него, было еще одиннадцать камер-юнкеров, но Румянцеву чаще всего приходилось бывать в свите великого князя и великой княгини, исполнять их поручения. Правда, ситуация для него изменилась. Мария Федоровна… С удовольствием будет служить ей, как и великому князю, полному государственных замыслов, но… Николай Румянцев знал, что накануне сватовства великий князь вручил принцессе Вюртембергской уведомление о ее поведении как великой княгини. Еще в Германии принцесса прочитала этот документ, а теперь, прожив в России всего лишь несколько недель, убедилась в справедливости сказанного там.

Приехав в Россию, неизвестную ей и удаленную от европейской жизни, писал Павел Петрович, великая княгиня должна ради собственной пользы сблизиться с российской императрицей, снискать ее доверие, должна быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на нее кому бы то ни было. Во дворце много интриг и происков, она не может иметь никаких личных целей, она не должна что-либо скрывать от ее величества, должна быть откровенна, ничего не таить в своей душе, не принимать участия в интригах, которые просто опутывают императорский дворец. На первых порах великая княгиня вновь и вновь вчитывалась в строки наставления: «Я не буду говорить ни о любви, ни о привязанности, ибо это вполне зависит от счастливой случайности; но что касается дружбы и доверия, приобрести которые зависит от нас самих, то я не сомневаюсь, что принцесса пожелает снискать их своим поведением, своей сердечной добротой и иными своими достоинствами, которыми она уже известна. Ей придется, прежде всего, вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость. Я желал бы, чтобы она принимала снисходительно все то, что я могу выразить иногда даже, быть может, довольно сухо, хотя и с добрым намерением, относительно образа мыслей, уменья одеваться и т. п. Я прошу ее принимать благосклонно советы, которые мне случится ей давать, потому что из десяти советов все же может быть и один хороший, допустив даже, что остальные будут непригодны. Притом, так как я несколько знаю здешнюю форму, то я могу иной раз дать ей такой совет или высказать такое мнение, которое не послужит ей во вред. Я желаю, чтобы она была со мной совершенно на дружеской ноге, не нарушая, однако, приличия и благопристойности в обществе. Более того, я хочу даже, чтобы она высказывала мне прямо и откровенно все, что ей не понравится во мне; чтобы она никогда не ставила между мной и ею третьего лица и никогда не допускала, чтобы меня порицали в разговоре с нею, потому что это не отвечает тому расстоянию, которое должно существовать между особой ее сана и моего и подданным». Павел Петрович не мог забыть о недавней своей трагедии, связанной с переживаниями о смерти великой княгини Натальи Алексеевны, а посему предупреждал принцессу, чтобы она своим поведением снискала любовь нового для нее общества, избегала неприятностей, не вмешивалась в любые спорные дела, держалась ровно, без малейшей фамильярности.

Великая княгиня Мария