– Куда вы, куда вы!.. Вороча-а-айте назад!

Остановили мотор. В чем дело?

– Да как же, все наши отступают; уж Красная армия на Еропкино вышла. Так и гонит войска по всей линии…

И он поскакал, охваченный паникой, дальше.

Загадка. Часы показывали без двадцати минут четыре, приближалось время атаки Камской дивизии. Поехали дальше. Вот из небольшого перелеска показались повозки, направлявшиеся нам навстречу.

– Какого полка?

– 31-го Стерлитамакского.

– Где полк?

– Да вот тута, в лесу этом самом, – на ходу получили ответ.

Действительно на полянке, в роще стоит полк; здесь же штаб дивизии. А на опушке рощи идет, все усиливаясь, ружейная и пулеметная трескотня. Автомобиль подъехал к самому полку.

– Что у вас происходит? – спросил я начальника дивизии, генерала Пучкова.

– Красные перешли в наступление…

– А вы получили приказание атаковать их в четыре часа?

– Так точно, но теперь невозможно.

Этот отличный боевой офицер находился, к сожалению, в полном упадке сил, потерял дух. И немудрено ведь, – с 1914 года он был непрерывно на войне, сначала три года на немецком фронте, а затем на Волге, на Белой и на Уральских горах – против большевиков.

Генерал Пучков старался доказать мне всю безнадежность попытки перехода в наступление, что это не удастся, что слишком выдохлись и успех невозможен.

– Вам лучше сейчас же уехать, ваше превосходительство, – докончил он, обращаясь ко мне. – А то не ровен час…

– Как вы не понимаете, что никто не имеет права уезжать сейчас!

Я отвел его в сторону и вполголоса, чтобы не слышали другие, принялся серьезно внушать ему всю гибельность для дивизии и для всей армии подобных взглядов. Затем громко, в полный голос, передал об успехах волжцев и уральцев, пристыдил и приказал двинуть резервы в контратаку. Обошел ряды полка, произвел отличившихся ранее офицеров, наградил Георгиевскими крестами стрелков.

Кто был в боях, тот легко представит себе картину этого осеннего дня. Лес набит пехотой; солдаты лежат и сидят группами; многие жуют хлеб, иные переодевают портянки и сапоги. Здесь же, на полянке, батареи судорожно, спешно, но в то же время привычно-уверенно готовятся к работе. Деловитая суета и в ближайшем полковом тылу, – разворачивается перевязочный пункт, выкладываются патроны из двуколок, дымят и раздражающе вкусно пахнут ужином походные кухни. Все так заняты работой и необходимым простым делом, каждый старается гнать прочь мысль о предстоящем бое и о возможности близкой смерти. Только лица все как-то потемнели, глаза смотрят остро и внимательно, голоса стали глуше. В воздухе, несмотря на громкие звуки выстрелов и свист пуль, кажется зловеще тихо, как перед грозой. И все следят, чутко, напряженно, за своими начальниками. Не потерял он присутствия духа, сохранил веру, до конца проявил свою волю, – победа и успех обеспечены. Но если слабость скует его мозг, если поддастся он страху и проявит отчаяние, – горе и ужас тогда: дрогнут ряды, паника охватит всех, и стройные части обращаются в бестолковое стадо.

Через несколько минут заработала наша артиллерия. Полк выдвинулся из резерва, вправо рота за ротой перебежали скрыто рощей, развернулись и с криком «ура» кинулись в атаку…

К вечеру деревня Жидки была взята камцами.

За этот день отбили все контратаки красных и волжане, причем Ижевская дивизия вышла во фланг противнику и разгромила один советский полк.

Ижевцам пришлось вести бой на три фронта, их батареи стреляли во все стороны. Красные здесь усилились и старались разбить Волжский корпус, преградивший им кратчайший путь на Петропавловск.

Ночью мой автомобиль мчался на крайний левый фланг, где Уральский корпус должен был совершить решительный марш-маневр и ударить по тылам большевиков, отрезать их от путей отступления.

Темная сентябрьская ночь, полная ярких мерцающих звезд. Необозримые пространства Сибирских степей тонут в ночных черных тенях, сливаясь с черным небом; тишина нарушается только свистом холодного осеннего ветра да равномерным стуком автомобильного мотора. Мы едем, я с адъютантом и ординарцами, кутаясь от ночного сырого холода и нервности от всех ощущений дня. Едем десятки верст черной молчаливой степью, без признаков жилья; пролетели давно уже те деревни, в которых вчера были уральцы.

– С утра, батюшка, ушли, спозаранку поднялись и пошли войска-то, – объясняла нам испуганная молодуха-сибирячка в последней деревне и махнула рукой на северо-запад. На наш стук в окно она выскочила, сонная, в одной сорочке, накинув полушубок. Яркий свет автомобильных электрических фонарей освещал ее бледное милое лицо и широкие испуганные глаза, еще полные ночной неги и сновидений. И так ласково и грустно прозвучало сзади ее последнее приветствие: – Дай Бог вам, родимые…

И снова бездонная пропасть ночи и бесконечные пространства степей. Вдруг вдали замерцали такие же далекие, как звезды, светящиеся точки костров. Все ближе и ярче, все больше их, целое море огней. Автомобиль наддал ходу. И скоро мы подъехали к бивакам двух дивизий Уральского корпуса. Они уже вышли на указанную конечную линию. Завтра с рассветом уральцы двинутся дальше и пересекут главный путь отступления красных. На этот раз успех был несомненен, все расчеты оправдались.

На следующий день, 3 сентября, красные кинулись назад, чтобы не попасть в окружение. Два дня шли тяжелые бои. Здесь были лучшие коммунистические дивизии, 26-я и 27-я; надо отдать справедливость, что эти восемнадцать русских красных полков проявили в сентябрьские дни 1919 года очень много напряжения, мужества и подвигов, которые в императорской армии награждались Георгиевскими знаменами. Они бросались, ища выхода, в разные стороны, проявляя высокий дух и доблесть, и частью прорывались ночными боями почти из полного замкнутого кольца. А под деревней Чебачьей они нанесли даже сильное поражение нашей 7-й Уральской дивизии.

В то же время красное командование принимало срочные меры, чтобы ликвидировать наш успех и перевернуть ход операции снова в их пользу, вырвать у нас инициативу. Они начали сосредоточивать войска, повернув обратно на восток 5-ю и 35-ю советские дивизии, направленные было по железной дороге на Южный фронт против генерала Деникина. Этот прямой первый результат успеха доставил нам большую радость и удовлетворение, так как мы помогли своим, облегчили их положение.

Сосредоточив в районе железной дороги сильную группу войск, большевики двинули ее на юго-восток, чтобы в свою очередь обойти фланг нашего Уральского корпуса и ударить в тыл моей армии. Движение их было очень быстрое; надвигалась для нас опасность не только потерять все результаты первого успеха, но снова попасть в прежнее положение обороны, прикрытия своего тыла и вечной опасности. Надо было принимать неотложные и быстрые меры. Я приказал Уральскому корпусу сделать полный поворот, на 180 градусов, усилил его Ижевской дивизией. Было решено произвести теперь удар с севера на юг, в левый фланг красных, двигавшихся нам в обход. К этому же времени подошел Сибирский казачий корпус генерала Иванова-Ринова, совершив свои передвижения в полной тайне и скрытности, и сосредоточился к югу от Петропавловского тракта, по которому двигались главные силы большевиков.