А третьим мудрым советчиком был сам Шурф Лонли-Локли. И хорош я, конечно, был бы, если…

А собственно, почему нет. Пусть сам придумывает, как мне выкручиваться.

— Выяснив, способен ли ты на компромисс, я собирался принять некоторое важное решение, — наконец сказал я.

И снова умолк. Сформулировать проблему, не проговорившись по сути, та еще задача.

Лонли-Локли вопросительно приподнял бровь. Дескать, не тяни.

— Я так ничего и не решил, — признался я. — Только еще больше запутался. Вот сам посуди. Предположим, есть некая тайна. Сразу оговорю, что она не таит в себе угрозы — ни Соединенному Королевству, ни его жителям, ни даже их домашним животным. Птицы, растения, рыбы, моллюски и адепты Ордена Семилистника тоже в полной безопасности.

— Перечислять всех, кому не угрожает опасность, необязательно, — сказал сэр Шурф. — Я уже понял, что твоя тайна — самая безобидная в истории человечества. Даже не представляю, где ты такую откопал. Продолжай, пожалуйста.

— Смотри, как получается. Я очень хочу — нет, даже не так, считаю совершенно необходимым — открыть эту тайну тебе. То есть своему другу Шурфу. Но никак не государственному служащему высшего ранга, сэру Лонли-Локли. Вот ему — ни в коем случае. Проще умереть, как любят говорить наши арварохские друзья.

— Понимаю, — кивнул он. — Действительно непростая ситуация. Скажи, пожалуйста, для тебя очень важно открыть мне эту тайну?

— Посмотри на меня, — усмехнулся я. — В каком виде я к тебе заявился. И в какое время суток. Еще вопросы есть? И учти, тебе это даже нужнее. Практически вопрос жизни и смерти. Собственно, поэтому я так извожусь.

— Интересные дела, — флегматично сказал Шурф. И, помолчав, спросил: — А что по этому поводу думает сэр Джуффин?

— Ничего не думает. Шеф не в курсе.

— Интересные дела, — повторил он.

Стороннему наблюдателю могло показаться, будто Лонли-Локли слушает меня только из вежливости. Но я-то видел, что он натурально лопается от любопытства. Хоть и непросто в это поверить.

— Значит так, — подытожил он. — Есть некоторая информация, которая, по твоему мнению, мне совершенно необходима. Однако разглашение этой информации чревато неприятностями с законом для какого-то третьего лица. И ты опасаешься, что моя потребность соблюдать правила может привести к печальным для этого лица последствиям. Так?

— Еще как опасаюсь.

— И, в общем, правильно делаешь. Подобная ситуация вполне возможна. Хотя вероятность ее далеко не столь велика, как ты наверняка воображаешь.

Лонли-Локли задумался. Наконец сказал:

— Не вижу особых проблем. Ты можешь наложить на меня одно из заклятий, препятствующих разглашению тайны. Нарушивший запрет немедленно погибает — в муках или без, в зависимости от выбранного заклинания. Следовательно, у меня не останется выбора. И, как все лишенные выбора, я стану совершенно свободен — от чувства долга, принципов, служебных обязательств и, по большому счету, от самого себя.

— Ну ничего себе, — опешил я. — С чего ты взял, что я смогу?

— Я знаю, что ты еще никогда ничего подобного не делал. Но это как раз довольно просто. Я тебя научу.

— Так я же сейчас ни на что не способен, — напомнил я.

— Я тоже так думал. До тех пор, пока ты не вытащил сигарету из Щели между Мирами — машинально, в ходе беседы. А потом еще одну, для меня. Кстати, я прекрасно помню, что прежде эти действия отнимали у тебя гораздо больше времени и внимания. Следовательно, твои способности восстановились настолько, что о сорок шестой или даже пятьдесят третьей ступени Очевидной магии — здесь, в непосредственной близости от Сердца Мира — можно не беспокоиться.

Мне бы его оптимизм.

— Все равно это как-то… — я замялся, не в силах подобрать точное определение, — чересчур ужасно. Накладывать на тебя заклятие, опасное для жизни, — нет, слушай, я так не могу.

— Есть альтернативное решение: пренебречь интересами неизвестного мне третьего лица и рассказать все, не накладывая никаких заклятий. Но я, конечно, не могу заранее твердо обещать, что непременно сохраню все в тайне. Это зависит от многих обстоятельств.

Я помотал головой.

— Так не пойдет.

— А других вариантов нет. Был момент, когда ты мог пойти на попятную, но его ты благополучно упустил три минуты назад, сказав, что мне жизненно необходимо узнать эту твою тайну. К подобным вещам я отношусь серьезно. Возможно, излишне серьезно — по твоим меркам.

Я лихорадочно размышлял. С одной стороны, сэр Шурф подсказал мне простое и остроумное решение. А с другой, вдруг его чувство долга сильнее, чем ему кажется? И как я буду, если он все-таки?.. Нет. Даже думать об этом не хочу. Не надо мне о таком думать.

— Похоже, ты до сих пор не знаешь обо мне самого главного, — мягко сказал Лонли-Локли. — Я чрезвычайно дорожу своей жизнью. И при любых обстоятельствах сделаю все возможное и невозможное, чтобы ее сохранить. Причин тому немало; как минимум две из них тебе известны. Во-первых, мой личный опыт встречи со смертью был гораздо страшнее, чем можно вообразить. Во-вторых, я одержим охотой за знаниями, а для удовлетворения этой страсти следует оставаться живым как можно дольше.

А вот тут ты как раз ошибаешься, — подумал я, вспомнив ораву мертвых библиотекарей, которые, если я правильно оценил размеры Незримого собрания, могут преспокойно удовлетворять страсть к новым знаниям еще много веков кряду.

Но вслух сказал:

— А как насчет Заклятия Тайного Запрета? Вроде бы оно совершенно не опасно для жизни. Ты его случайно не знаешь?

— Знаю, конечно. В свое время я чрезвычайно им интересовался и подробно изучил вопрос. И поэтому сомневаюсь, что оно будет полезно в нашей с тобой ситуации. По традиции считается, что человек, на которого накладывают Заклятие Тайного Запрета, не должен знать, что именно ему запрещено. Правда, в некоторых древних рукописях встречались и противоположные утверждения. Дескать, неосведомленность в интересах заколдованного только потому, что гарантирует ему душевный покой, а на эффективность заклятия это никак не влияет. Серьезной аргументации я не нашел ни у одной из сторон, однако склоняюсь к тому, что первая версия выглядит более логично. Сам посуди: когда заколдованному известно, в чем состоит запрет, его воля сознательно или бессознательно вступает в противоборство с заклятием. В некоторых случаях исход такой борьбы непредсказуем.

— А как же жители Уттари? — вспомнил я.

— Что ты имеешь в виду?

— Так на них же наложил Заклятие Тайного Запрета какой-то обидчивый Магистр… Черт, забыл, как его звали.

— Окока Науннах, — машинально подсказал Шурф.

— Точно. Как я понял, все жители Уттари уже давно в курсе, что именно из-за его заклятия не могут выругаться, как нормальные люди. А все равно не ругаются. Потому что по-прежнему не могут. И никакого противоборства воли.