— Значит, я совершенно не разбираюсь в людях, — огорчился Гюлли Ультеой. — Несмотря на внешние проявления чувствительности, вы показались мне довольно холодным человеком. Более-менее равнодушным ко всему, что не касается вас лично. Знай я, что мой рассказ так вас заденет, я бы о многом умолчал. И гораздо осторожнее выбирал бы выражения.

Я задумался. Холодным человеком, равнодушным ко всему, что его не касается, меня уже давненько никто не называл. Напротив, все вокруг только и твердили мне о необходимости хоть как-то обуздывать свои бурные переживания. Однако в юности у меня была именно такая репутация, причем среди близких друзей, неплохо меня изучивших. Странно все-таки, что с возрастом шкура моя становилась все тоньше, а не наоборот, как вроде бы положено. Или не в шкуре дело?

— Думаю, вы прекрасно разбираетесь в людях, — наконец сказал я. — На самом деле все примерно так и есть, как вы сказали. Но, выходит, слишком многое касается меня лично. Вообще все, или почти… Ну, или мне только кажется, что касается. Неважно. В любом случае спасибо, что рассказали все, что знаете. А теперь я все-таки пойду проветрюсь. Очень нужно.

Еще как нужно было мне проветриться. Собственную гостиную я пересек на автопилоте. Не мог потом вспомнить, сидел ли там хоть кто-нибудь и горели ли лампы. Встретил ли я в коридоре Друппи и как объяснил бедняге, что на сегодня совместная прогулка отменяется, тоже не знаю; факт, что из дома я вышел без собаки. И отправился — в таких случаях говорят «куда глаза глядят», но глаза мои в тот момент были обращены во внутреннее пространство, где бушевали пыльные бури бессвязных мыслей, а горячие тревожные ветры гоняли туда-сюда обрывки информации, круглые и колючие, как перекати-поле. Так что, в общем, хорошо, что я доверился не глазам, а ногам, которые просто шли себе и шли — сперва привычной дорогой, к Дому у Моста, но, вовремя спохватившись, свернули в сторону Нового Города, справедливо рассудив, что это самый длинный из всех возможных маршрутов. А мне того и надо.

Пока мое тело шагало по городу, торопливо вдыхая влажный, горький от аромата поздних цветов воздух, ум, изрядно помутившийся от обилия свалившихся на него знаний, странствовал по Мирам Мертвого Морока, так напугавшим двух великих колдунов древности, что первый придумал закон, запрещающий художественную литературу, а второй пошел еще дальше, наложил на весь Мир Заклятие Тайного Запрета и сам, видимо, давным-давно сгинул, пытаясь покончить с потрясшим его кошмаром. Одновременно я боролся с искушением немедленно отправиться туда, где поселилась ставшая тенью Теххи, чтобы рассказать ей про заклинание Куэйи Ахола, который благодаря своему замечательному изобретению даже женился на призраке, и почему бы нам тоже не попробовать, чем черт не шутит. Сам понимал, что затея дурацкая, не стоит понапрасну дергать ее и мучить себя, сказали же мне человеческим языком, что призраки томятся и скучают рядом с живыми, но соблазн все равно был велик. И еще я почему-то все время размышлял о Магистре Джоччи Шаванахоле. Интересно, каково это — слышать все, что говорят и даже думают о тебе? Не хотел бы я иметь такой дар, хоть и любопытен сверх всякой меры, но есть вещи, знать которые я отказываюсь заранее, оптом, унесите и больше не предлагайте никогда. И еще думал, как это бывает, когда уезжаешь далеко-далеко, и сперва о тебе вспоминают и говорят даже больше, чем прежде, голова пухнет от этого дурацкого нестройного хора, а потом чужие голоса и мысли постепенно начинают умолкать. И вот приходит первый день полной тишины, а за ним второй, и наконец-то можно отдохнуть, но вместо этого начинаешь дергаться. Ну, я бы точно дергался — как же они там, совсем обо мне забыли, почему так.

И посреди этого хаоса, как большая ложка в кастрюле с густой кашей, ворочался главный вопрос вечера: что мне делать с сэром Шурфом? Оставить все как есть? Или все-таки рискнуть, рассказать ему про Незримую Библиотеку? Тем более, что сами библиотекари не против.

Ну, предположим, расскажу. И что, интересно, будет потом?

Что-что.

Сэр Шурф Лонли-Локли, самый безупречный человек в этом Мире, надежный как скала; если бы моя смерть, как у сказочного Кащея, была спрятана в яйце, я бы без колебаний отдал это яйцо на хранение Шурфу и жил бы припеваючи, уверенный в собственной неуязвимости.

И именно по этой причине о Незримой Библиотеке ему лучше ничего не знать, если уж так по-дурацки получилось, что все ее работники поневоле оказались вне закона. Принципы — это тоже имущество, как остроумно заметил сэр Гюлли Ультеой, но не факт, что бескомпромиссный сэр Шурф разделяет такой подход. Ох, не факт…

«Вот на Темной Стороне я бы сразу все ему рассказал, — думал я. — Вообще ни секунды не сомневался бы. А тут у него, понимаешь ли, маска. Во всех отношениях удобная и надежная личность. Считается, что она не очень мешает. Ну-ну. Видел я, как она «не очень мешает» — в очереди за разрешением на колдовство в разгар эпидемии. Вот и сиди теперь как дурак без Незримой Библиотеки. А я буду сидеть как целых два дурака сразу. Очень несчастных и потерянных дурака, совершенно не готовых жить в мире, где все так глупо и несправедливо устроено».

Не знаю, сколько я бродил, захваченный всеми этими размышлениями. Но никак не меньше трех часов — если учесть, что в итоге я оказался в Новом Городе. А что в финале уткнулся носом в очень знакомую садовую калитку, это, учитывая традиционные фокусы подсознания, как раз совершенно неудивительно.

Я немного постоял у калитки, потом пошел было назад, но почти сразу вернулся и послал зов сэру Шурфу.

«Если ты уже дома и еще не спишь, я тут совершенно случайно иду мимо…»

«Совершенно случайно? — переспросил он. — С учетом того, что ты живешь в Старом Городе, это должна быть чрезвычайно интересная случайность. Единственная в своем роде. Подожди, я сейчас выйду».

Ждать пришлось довольно долго. Я постепенно начал понимать, что Шурф все-таки спал. И теперь, видимо, одевается. Ужасно неловко получилось. Я бы с удовольствием сбежал, отложив разговор на неопределенное время, но это было бы совсем уж глупо.

— Да тебя выжимать можно, — сказал Лонли-Локли, отпирая калитку. — Заходи скорее.

— Выжимать? — удивился я. — Почему именно выжимать?

— Потому что ты мокрый насквозь. Что неудивительно — на улице дождь, а ты, похоже, пришел пешком.

— Дождь? — Мое изумление было неподдельным. Я сперва переспросил, а уже потом почувствовал — да, действительно дождь. И довольно сильный. Как я до сих пор его не замечал — загадка.

— Идем в дом, — вздохнул сэр Шурф. — Что у тебя случилось?

— Не то чтобы вот так уж прямо взяло и случилось, — смущенно сказал я. — То есть, никаких душераздирающих событий, если ты это имеешь в виду. Никто никого не убил, никто ни за кем не гонится, и Мир, насколько мне известно, пока не рушится. Я просто пошел прогуляться. По дороге думал о разных вещах и сам не заметил, как зашел аж в Новый Город. И про время как-то забыл. Сейчас, наверное, уже за полночь, да? И ты, наверное, уже спал. Прости. От меня случайно не пахнет безумием? Я бы не удивился.