Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Сирилли Эйблс считала, что выделяет Сильвию среди остальных, взяв ее на стажировку в кабинет ответственного редактора. Более того, на самом деле Сирилли Эйблс являлась самым горячим сторонником Сильвии в журнале. Именно она признала ее рассказ выдающимся, поставив на нем пометку своим фирменным синим карандашом: «Талантливо, хорошо написано и совершенно точно один из лучших рассказов: принято». Неясно, понимала ли сама Сильвия, что ее поддерживают, но в письмах матери продолжала лукавить, убеждая саму себя в той же степени, что и мать: «Остальные девочки просто „заняты работой“, а я читаю интересные рукописи, оставляю краткие пометки… вникаю, что и почему печатается в „М-ль“… Я ужасно привязалась к мисс Эйблс и считаю ее самой умной из всех женщин, которых знаю» [33]. И хотя в романе «Под стеклянным колпаком» Эстер продолжает упорствовать [34], что ей «очень» нравится Джей Си, ее начальница, она описывает ее «страхолюдиной», хоть и с оговоркой, что это неважно, поскольку у той есть мозги и она знает уйму языков.
Кэрол Леварн, жившая в номере справа от номера Сильвии, тем летом станет ее боевой подругой. Кэрол тоже отправляла на суд редакции рассказ [35]; она обнаружит его в офисе «Мадемуазель» спрятанным в папке с одной-единственной пометкой синим карандашом Сирилли Эйблс: «Фу». Но, скорее всего, Кэрол лишь посмеялась, сделав это открытие. Выразительная блондинка [36], очень загорелая, эксцентричная и остроумная – словом, очень похожая на Дорин из книги «Под стеклянным колпаком»:
«На голове у нее были взбитые кудри цвета сахарной ваты, а глаза – синие, точно агатовые стеклянные шарики… губы, искривленные постоянной ухмылкой. Не злорадной, нет; изумленной, загадочной, словно бы она считала, что ее окружают недалекие люди, и, пожелай она того, могла бы здорово подшутить над ними».
Когда Кэрол получила письмо, подтверждающее участие в программе приглашенных редакторов сезона 1953 года, ее колледжу Свит Брайер, «Смит-колледжу Юга», также сообщили хорошую новость. Однако с поздравлениями там не спешили [37], зато немедленно написали Б.Т.Б. с просьбой изменить решение, потому что Кэрол не являлась типичной студенткой их колледжа и там не хотели бы, чтобы в журнале считали ее таковой. (В то время Кэрол встречалась с Томом Вулфом, студентом Йеля и будущим писателем; она появится в одном из его романов.) Но Сильвия, не насытившись нью-йоркскими приключениями, которых отчаянно желала и на которые вполне рассчитывала после уик-энда в компании студента-медика, была очарована буйным темпераментом новой подруги.
Как-то раз им никак не удавалось перейти забитую автомобилями улицу, и Кэрол подошла к такси, постучала в дверцу и попросила пассажира подвинуться, чтобы они с Сильвией смогли протиснуться через салон и выйти с другой стороны автомобиля; но никакую дорогу они в итоге не перешли, а очутились в баре в его компании [38].
Какими бы захватывающими ни были приключения, больше всего Сильвии хотелось познакомиться в Нью-Йорке с подходящим мужчиной. Большие надежды она возлагала на официальный танцевальный вечер на крыше отеля «Сент-Реджис», где надеялась «встретить интересного парня, чтобы смотреть Нью-Йорк и не платить за это из своего кармана» [39]. Мероприятие удалось на славу. Попеременно играли два живых оркестра: один поднимался на сцену, когда спускался другой, подхватывал и заканчивал его мелодию; крыша «Сент-Реджиса» светилась розовым, как официальный цвет «Мадемуазель», – вплоть до скатертей. В августовском номере есть фотография (Сильвия ужасно хотела себе копию в полном размере, жалуясь, что в журнале она выйдет крошечной): она и еще одна из девушек, Энн Шобер, от души хохочут рядом с двумя мужчинами: кавалер Сильвии по просьбе фотографа присел на стеклянный коктейльный столик, и тот разлетелся вдребезги прямо в тот момент, когда делался снимок [40].
Несмотря на праздничное настроение, Сильвии так и не удалось найти достойного кавалера. Отчасти дело было в росте: как и Дженет Вагнер, Сильвия была высокой, а собравшиеся в тот вечер мужчины – прискорбно низкорослыми. Сильвия, собираясь на вечер, еще на что-то надеялась, поэтому надела платье без бретелей из серебристого ламе – то же самое, в каком она была на балу в Йеле после головокружительного весеннего уик-энда в Нью-Йорке. Но теперь, в душном, нервном и пыльном июле, оно утратило свое волшебство.
В романе:
«А когда в журнале, над которым работала наша дюжина, вышла моя фотография – я потягиваю мартини в узеньком серебристом корсете из искусственного ламе, пристроченном к большому пышному облаку белого тюля, на крыше заведения, в компании молодых людей с наружностью типичных американцев, видимо, нарочно нанятых или приглашенных – глядя на нее, легко было поверить, что меня закружил радостный вихрь» [41].
Глядя на ту самую журнальную фотографию, копию которой хотела Сильвия, и впрямь можно было поверить, что она «кружится в радостном вихре». Но чего-чего, а радости не было.
Сильвию раздражало, что кое-кто из ее коллег все-таки обзавелся подходящим нью-йоркским ухажером, а она нет [42]. Ниве Нельсон повезло. Она писала матери, временно вернувшейся в тот момент в ее жизнь: «В тот вечер все было бесплатно, и да, мы пили коктейли с шампанским – три перед ужином, потом креветки и танец с Герольдом Хоуки из Вайоминга, ростом 164 см, потом салат, потом танец с Джоном Эпплтоном, ростом 170 см, молодым книжным издателем, потом курица с соусом вроде барбекю». Прикончив третью порцию фисташкового мороженого, Нива снова танцевала с Джоном Эпплтоном, а потом снова, после того как он допил девятую порцию виски со льдом [43]. После чего, тем же вечером, он взял ее с собой в знаменитый клуб «Аист», чтобы доказать, что клуб не стоит шумихи, и, наконец, когда она согласилась, что да, не стоит, они отправились в куда более модный «Сал де Шампейн» в Гринвич-Виллидже. На следующий день в офис «Мадемуазель» доставили букет экзотических цветов с запиской для Нивы: «С любовью от Джона» [44]. Ей пришлось нести букет с собой в «Барбизон», точно алую букву прелюбодейки, под ехидный шепот Сильвии и Кэрол: мол, это означает «спасибо за вечер». Нива не удержалась от того, чтобы заметить, что тон Сильвии на порядок ядовитее, чем ее подруги.
И – что окончательно добило Сильвию [45] – потом Ниву пригласили в загородный дом Джона Эпплтона на реке Гудзон, где он встретил ее одетым в белые тенниску и шорты, а ужин, состоявший из скудных (и снобских, по мнению Нивы) стейка и салата-латука, подали в богомерзкие девять тридцать вечера, как на каком-нибудь средиземноморском курорте. Но именно такого мужчину и хотела себе Сильвия, так что,