– Хорошо.

– Что собираешься делать? – спросил Манн.

– Немного побуду с Алексом. Салли, наверное, уже едет.

Манн кивнул и положил руку Блэкстону на плечо.

– Завтра утром у меня на столе должен лежать подробный отчет. Тебе удалось узнать у федералов, как их расследование связано с твоим делом об убийстве?

– Агент Донавон намекнула мне, что Гарилло поставлял их отделу информацию.

– Тогда концы с концами не сходятся, – заявил Манн. – Если этот тип, Гарилло, был их информатором и его за это убили, то зачем бы ФБР стало об этом объявлять?

Вопрос сержанта оставил в душе Блэкстона тошнотворное чувство тревоги. Так кто же тут кем играет?

Полисмен Риз предложила Манч звать ее Сисси. При ближайшем знакомстве она оказалась неплохим человеком, и Манч вовсю старалась крепко с нею подружиться. Задержанных в Санта-Монике, видимо, было немного – в камере предварительного заключения Манч расположилась с комфортом, в одиночестве. Ближе к полудню Сисси включила телевизор, развернув его так, чтобы Манч тоже могла смотреть.

Повтор сериала «Деревенщины из Беверли» прервал выпуск новостей: в районе Венис-Бич, возле каналов, произошла перестрелка. Есть убитые и раненые.

– Ублюдок! – сказала Сисси при виде фотографии убитого. Она появилась на экране на фоне хроники: оператор снимал тело, которое переносили в фургон коронерской службы.

– Что такое? – спросила Манч.

– Этот парень подстрелил копа!

Манч сразу узнала лицо на фотографии. Это был Дарнел, Лайзин рыжеволосый Дарнел! Сукин сын.

В нижнем правом углу экрана возникла еще одна фотография. Ведущий бесстрастной скороговоркой поведал о том, что детектив Алекс Перес, участвовавший в перестрелке, находится в критическом состоянии в больнице. Манч охнула и сама себе удивилась: ей-то, казалось бы, что за дело?

– Интересно, у него есть дети?

– Кажется, есть, – ответила Сисси.

– Мне нужно связаться с его напарником, – сказала Манч.

– Это ты о чем?

– У тебя же не будет неприятностей из-за того, что ты разрешила мне позвонить копу!

– Мне сказали, чтобы ты никому не звонила.

– Ладно, а как насчет того, чтобы ты кое-что ему передала?

– А как его фамилия?

– Блэкстон. Он следователь отдела убийств в полицейском участке Венис.

– И что мне ему от тебя передать?

– Скажи, что я работаю не в типографии, но мне нужно с ним поговорить.

Ей оставалось только надеяться, что он придет один.

Полицейские, сменившись с дежурства, один за другим приезжали справиться о Пересе. Блэкстон не покидал больницу ни на минуту.

Каждый час медсестры разрешали ему ненадолго зайти в палату интенсивной терапии. Стоя над кроватью своего напарника, он смотрел на толстую марлевую повязку, охватывавшую голову Алекса. Полоски белого пластыря, перекрещивающиеся у него под носом и на подбородке, удерживали на месте интубационную трубку, введенную в трахею. Веки Алекса блестели от вазелина. Глазные яблоки под веками оставались совершенно неподвижными. Улучшение не наступало.

Вошедшая медсестра проверила основные показатели состояния Алекса.

– Как его дела? – спросил Блэкстон.

– Узнайте у врача.

Блэкстон получил от нее обещание известить его в случае любых изменений, вернулся в комнату для родственников и попытался молиться.

В участок он позвонил из больничного холла. Клер оставила сообщение о том, что в течение нескольких следующих дней ее в городе не будет. Если ему понадобится с ней связаться, он может оставить сообщение в Бюро.

Блэкстон вернулся в комнату ожидания и кинул взгляд на экран телевизора, закрепленного под потолком. Показывали какое-то шоу: на экране разыгрывалась сцена судебного заседания. Передачу прервал дневной выпуск новостей. Известная своим свободомыслием киноактриса требовала гласного расследования по поводу применения полицией нетабельного оружия. Блэкстон с тупым изумлением наблюдал за тем, как у нее берут интервью. Он бы с удовольствием отвез эту сучку в квартал Саут-Сентрал и там оставил на часок. К его возвращению она успела бы попробовать, каково это – жить в зоне боевых действий. Он готов был голову дать на отсечение – красотка запела бы по-другому.

Блэкстон швырнул на столик журнал, неизвестно как оказавшийся у него в руках, и вышел. Он не знал, куда идет, просто испытывал потребность побыть наедине с самим собой и привести в порядок нервы. Быстро шагая, он миновал коридор, несколько раз повернул наудачу и оказался во дворе, позади кухни. У стены стояли ящики с увядшими и сморщенными овощами. Из вентиляционных отверстий вырывался пар. Возле мусорного контейнера невыносимо воняло гнилью.

Глядя перед собой невидящими глазами, сжав в карманах кулаки, Блэкстон вспоминал, как Алексу не хотелось выезжать на опознание, а он подшучивал над напарником. «Может, я слишком рьяно взялся за дело? – спросил себя Блэкстон. – Да еще выламывался, как чертов киногерой вроде Джона Уэйна?»

Нет, решил он. Это – его работа. По большей части она скучная и монотонная, а потом без всякого предупреждения вдруг становится опасной для жизни. К тому, что случилось, их привела логика расследования. Из его доклада это будет ясно. Сержант Манн это поймет. Но поймет ли Салли? Поймут ли ее дети?

Он опять прокрутил в голове роковые мгновения перестрелки. Могло бы все сложиться по-другому? Ему и в голову не приходило, что подозреваемый ни с того ни с сего откроет по ним огонь. Для этого не было никаких причин Но разве профессия не научила их готовиться к худшему и предотвращать таким образом неожиданности? Алексу не следовало высовываться из укрытия – то была неосторожность. И они были безнадежно плохо вооружены.

Блэкстон поддел ногой пустую жестянку из-под томатов, она скрежеща покатилась. Он провожал жестянку взглядом. Из-за двери высунулся парень в белом кухонном халате и начал что-то кричать. Блэкстон повернулся и молча посмотрел на него. Выражение его лица заставило парня замолчать и поспешно закрыть дверь.

Смазка! Эта внезапная мысль словно пронзила Блэкстона. Когда Клер вошла в его квартиру, руки у нее были в грязных разводах, потому что она меняла колесо. А что, если та женщина, свидетельница стрельбы на автостраде, имеет дело с автомобилями или еще какими-то деталями в смазке? Он вытащил записную книжку и сделал в ней пометку.

Он постоял во дворе еще минут десять, а потом вернулся на стоянку, где оставил машину.

– Джигсо? – окликнули его сзади.

Он обернулся – и увидел осунувшееся лицо сержанта Манна. Сержант выглядел даже хуже, чем чувствовал себя Блэкстон. По лицу его пролегли глубокие морщины, а под глазами образовались темные мешки.