«Это все Ж, — подумал я, испытывая легкие угрызения совести, — вот негодяй… На его совести столько жизней!»

Через некоторое время я понял, что лес обступает эту местность со всех сторон. Я снова шел по нему в неизвестном направлении, не имея ни малейшего представления о том, что ожидает меня в дальнейшем.

После того как я познакомился с худшими своими сторонами в лице Ж, мне показалось, что я начал осознавать некоторую свою ненормальность, стал присматриваться к себе и решил изжить ряд черт, увиденных мной в Ж и неприятно меня поразивших. Пожалуй, стороны эти действительно присутствовали во мне в зачаточном виде, но развитие их было уже заметно. Если я и дальше пойду по этой дороге, то сам превращусь в такого вот мерзкого Ж.

Со временем я превратился в кое-кого похуже, но об этом — позже.

Рядом с бассейном лежала вниз лицом, греясь после купания, Лизамон Халтин. Ее меч покоился рядом. Валентин с почтением рассматривал ее широкие мускулистые плечи, мощные руки, массивные колонны ног, обширные полушария ягодиц.

Роберт Силверберг. «Замок лорда Валентина»

Я шел уверенно и быстро, как настоящий следопыт, привыкший к тяготам кочевой жизни, заночевал в лесу, перекусил утром плодами мангрового дерева, съел несколько питательных корешков и запил все это сладковатой дождевой водой, скопившейся за ночь в чашевидных листьях акулиса. Потом отправился дальше.

Теперь я придерживался несколько иного направления. Вместо того чтобы двигаться на север, я предпочел северо-запад. Так я скорее доберусь до Катара. О том, чтобы попасть в Танжер или Миратру, я мог даже не мечтать. Судя по географическим расчетам, эти государства я давным-давно миновал. А вот в громадный Катар, простиравшийся от истоков Одалисской реки и до самого моря Отчаяния, я пока еще могу прийти, если только буду придерживаться правильного направления. Впрочем, после мучительных тягот долгого пути я уже ни в чем не был уверен — вполне возможно, что Катар через некоторое время окажется для меня столь же недосягаем, как Танжер и просвещенная Миратра.

Заросли тем временем делались все гуще. Растительность смыкала свои ветви над моей головой, скручивала их причудливым узором, листья кустарника, через который мне приходилось продираться, делались все жестче и мясистое. А стволы деревьев наоборот — утратили массивность, стали гибче и тоньше. Поначалу я не замечал изменений, но затем они стали настолько очевидными, что я предпочел остановиться и осмотреться. Все менялось в природе самым таинственным образом. Деревья и кустарники в тех местах, куда я забрел, сильно отличались от своих видовых собратьев в нескольких милях южнее. И даже мох, по которому я определял направление движения, вел себя как-то странно. Теперь он рос со всех сторон дерева с одинаковой густотой. Да и мелкая целебная травка, которая с южной стороны ствола всегда оказывалась гуще, теперь кучковалась вразнобой — то с северной, то с восточной, то с южной, то с западной стороны дерева. В таком природном хаосе понять, где северо-запад, днем представлялось совершенно невозможным. Единственное, что я мог сделать, — это дождаться ночи и, распознав стороны света по звездам, двинуться дальше.

Я осматривался, чтобы решить, где смогу безбоязненно переждать светлое время суток, когда позади громко хрустнула ветка.

— Оп-па, — вдруг услышал я пронзительный женский голос и стремительно обернулся.

Опершись о гигантский ствол дерева, полная дама поистине титанических пропорций разглядывала меня светло-голубыми, немного навыкате глазами. В ней было не меньше семи футов роста. Могучие телеса прикрывали звериные шкуры, полушария ее огромных грудей сильно выдавались вперед, спрятанные лишь наполовину под леопардовой накидкой. Пышные волосы светлыми локонами ниспадали на твердые мускулистые плечи. В правой ручище дама держала дубовую палицу, а левой постукивала себя по мускулистой округлой ляжке. Хлоп-хлоп-хлоп…

— Какая встреча, — сказала она с улыбкой, — вот уж не думала, что кто-нибудь бродит тут… по лесам…

— Я не брожу, а направляюсь в Катар, — осторожно заметил я.

— В Катар? — переспросила огромная незнакомка. — Странно, потому что шел ты прямиком в Кадрат.

— В Кадрат? — Я удивленно поднял брови. — Мне казалось, что северо-запад там…

Я с сомнением указал пальцем на северо-запад. Меня вдруг кольнуло нехорошее предчувствие. Если она говорила правду, то все те резкие перемены, что произошли с местной флорой, становились вполне объяснимыми.

— А у тебя приятный голос, и выглядишь ты довольно неплохо, — сказала великанша. — Ты кто такой? Откуда? И куда направляешься?

— Странствующий менестрель, — зачем-то соврал я, — направлялся в просвещенную Миратру, хотел подарить свое искусство народу, но понял, что заблудился, — и тогда решил попытать счастья в Катаре.

— Они там не очень-то жалуют приезжих, да и менестрелей тоже. — Дама усмехнулась и провела по горлу ладонью. — Мне-то хорошо известно, что такое «катарское гостеприимство», я бы на твоем месте попробовала пойти обратно — в Миратру.

— Я никогда не иду обратно — таковы мои принципы, только вперед. Так что жалуют они там приезжих или нет, но я направляюсь в Катар.

— Да? — удивилась она. — Интересные принципы. Ты вообще какой-то очень интересный…

Она сделала пару шагов вперед, рассматривая меня с явным интересом. Я ощутил исходящий от нее пряный аромат. Похоже на листья бастурмы. Деревенские красавицы частенько втирали их эликсир в кожу, отчего она делалась гладкой и шелковистой, к тому же источала сладковатый аромат.

— А как ты очутилась здесь… в глуши? — Нужно было поддержать беседу.

— Вообще-то я сейчас живу здесь… в лесу, охочусь, развлекаюсь, как могу, иногда выхожу на дорогу и граблю путников, — она потупилась, — но для тебя сделаю исключение… Грабить не стану.

Великанша кокетливо хмыкнула.

— Спасибо, — сказал я, — но вообще-то у меня и взять нечего.

— Я заметила, ты почему-то предпочитаешь путешествовать налегке, а как тебя зовут, приятный путник?

«Приятный путник?!»

— Жак…

— Рада познакомиться, Жак, а я Брунхильда. Ты это имя, наверное, уже слышал? Меня многие знают, потому что я женщина-воин… Ну, наемница, в общем. Я принимала участие во многих войнах — приобрела славу и сильно устала от этого. Все-таки женщине нужно совсем иное…

— Я тоже однажды воевал, но, впрочем, довольно недолго…

— Женское счастье, — перебив меня, вдруг пропела она тоненьким голоском, — был бы милый рядом…

Наблюдать за смягчившимся выражением ее тяжелого полного лица было довольно странно. Женщина, которая одним ударом кулака могла свалить с ног взрослого упитанного варкалапа в период брачных игр, растроганно глядела на меня повлажневшими, подернутыми пеленой чувственности выпученными глазами.