Но если людей ещё можно было уговорить потерпеть и они терпели, то боевые машины – нет.

Подполковник понимал, что боевые действия ведутся с учётом ливийской специфики – за города, разбросанные в пустынной местности. Однако считал, что никто не отменял при этом военных наставлений, которые чётко излагали теорию вопроса, добытую кровавым опытом предыдущих поколений. Ошибки при планировании и проведении операций были очевидны.

– Похоже, на этом рубеже собираются отразить наземное наступление? – спросил Борислава Дорошин, наблюдая из палатки, в которой был оборудован временный командный пункт его батальона, за тем, как работает инженерная техника.

– Да, после того как на стороне мятежников выступили войска НАТО, ситуация перешла в разряд непредсказуемой, – вздохнул серб. – Через час всех командиров, и нас с тобой, вызывают на совещание в управление бригады. Там нам всё и расскажут!

* * *

– Господа офицеры, – начал служебное совещание майор Джума, – в целом бригада вполне справилась со своими боевыми задачами. Однако, как вы знаете, Бенгази взять не удалось. Нам не хватило буквально нескольких часов, чтобы покончить с бандитами, вторгшимися на нашу территорию! Не мы, конечно, несём за это ответственность. Всему виной – вступление в вооружённый конфликт на стороне мятежников западного альянса, который сконцентрировал на наших границах значительные силы и средства. Но результат от этого не меняется. Теперь решение вопроса лежит не столько в военной, сколько в политической плоскости. Нам предложено ждать результата переговоров с Союзом африканских государств, выступающим в качестве посредника между нами и Западом, поддерживающим мятежников. Существует некая мирная инициатива, предложенная Афросоюзом в качестве компромисса для всех враждующих сторон. И мы должны дождаться политического решения по ней. Всем войскам, отступившим от Бенгази, приказано организовать эшелонированную оборону на занимаемых рубежах и провести переформирование частей и подразделений, дожидаясь возможного подхода отставших на марше. Это в полной мере касается и нашей бригады…

* * *

Дорошин ужасно страдал от отсутствия возможности помыться. Его донимал зуд во всех частях тела. Сейчас он корил себя за то, что, находясь более суток у самого моря, так и не отважился окунуться, хоть и в пятнадцатиградусную воду. Между тем Павел хорошо понимал, что солёная морская вода лишь на время могла облегчить его состояние, а потом стало бы ещё хуже.

Только к концу вторых суток после отступления от Бреги тыловики организовали пункты помывки личного состава под открытым небом. Из бочки, куда был вмонтирован кран, текла бодрящая вода, успевшая изрядно остыть к вечеру, но Павел был рад и этому.

Раздевшись догола, что было не принято в арабских странах, не обращая внимания ни на кого вокруг, тщательно намылившись, он стоял под прохладными струями, вспоминая шикарную ванную своего отеля в Бенгази: «Эх, когда это было! И было ли вообще!..»

От воды в бочке, явно морской, прошедшей «перегонку» через опреснитель, волосы на голове Дорошина стояли торчком – никак не удавалось промыть их до конца. И всё-таки «баня» состоялась! Хоть и под открытым небом со звёздами.

Ужинали сухим пайком, и проголодавшийся Пётр с сожалением вспоминал о том, сколько сил было положено в своё время советскими военными специалистами для того, чтобы внедрить в ливийские войска походные кухни.

Да только всё без толку: для кухонь нужно было специально готовить штат поваров, содержать и обслуживать выделенный для них транспорт и автоприцепы. В общем, приложить старания. А на Арабском Востоке лень всегда была и пока остаётся первой и, наверное, главной движущей силой прогресса!

«Были бы кухни, ели бы сейчас горячую пищу, а не эту полусинтетику!» – тяжело вздохнул Дорошин, орудуя в пластиковом контейнере с сухим пайком, состоявшем из консервированного тунца, галет, плавленого сыра и сваренных вкрутую двух куриных яиц.

Запивать пищу, которая всухую не лезла в глотку, пришлось всё той же ненавистной для Павла «Кока-колой». В противном случае пришлось бы пить привезённую в бочке воду – противно тёплую, сомнительного происхождения.

Поздним вечером, укладываясь «на покой», умаявшийся за день подполковник, борясь с наваливавшимся на него сном, заставил себя выслушать по телевизору последние известия. Все западные СМИ, а также арабские телеканалы «Аль-Джазира» и «Аль-Арабийя» в один голос, будто по чьей-то команде, с завидным постоянством и периодичностью повторяли «срочное сообщение» о гибели командующего правительственных войск и сына ливийского лидера Хамиса в результате воздушной бомбардировки альянсом отступавших от Бенгази войск.

За последние полмесяца это была уже третья по счёту дезинформация по поводу гибели бывшего командира бригады спецназа. Последняя «утка» продержалась совсем немного и цели своей не достигла, но, судя по всему, те, кто вёл психологическую обработку правительственных войск, так до конца от неё и не отказались.

«Хотят выдать желаемое за действительное!» – буркнул себе под нос засыпающий Павел.

Ранее он непременно бы поинтересовался наличием всяких ползающих и прыгающих гадов под койкой и вообще в палатке. Но это бы – раньше. Теперь же он провалился в сон, полный тревожных видений, лишь коснувшись головой подушки.

Спал и Борислав, держа в руке открытым православный молитвослов, который непременно читал, шевеля губами, дважды в день, утром и вечером, при любых обстоятельствах.

– Ты как себя чувствуешь? – спросил Борислав, заглядывая Дорошину в глаза. – Бледный какой-то, и глаза у тебя блестят. Так бывает, когда повышается температура.

– Знаешь, что-то и правда не очень, – признался Павел.

– Это потому, что ты вчера мылся холодной водой, а вечера-то ещё прохладные! – нравоучительно проворчал серб.

– Другой воды не было, а я уже весь коростой покрылся и пропах «чудными» местными запахами.

– А рука как?

– Побаливает и, похоже, припухла.

– Ты вот что, Павел, сейчас всё равно делать нечего – затишье. Бери Ганема, машину и сгоняй в Сирт, в «русский госпиталь». До города здесь всего 17 километров. Руку свою покажешь.

– А почему госпиталь называют «русским»? – удивился Дорошин.

– А там украинские врачи и медсёстры работают. Такие жёнки красивые! – мечтательно закатил глаза Борислав.

– Украина теперь – отдельное государство, – напомнил Дорошин. – А почему их не эвакуировали с началом агрессии как, скажем, других иностранцев?

– Не успели.

«Эх, жёнки, жёнки!» – мысленно пожалел украинок Павел, пользуясь лексиконом своего товарища.

* * *

Сирт неожиданно вынырнул из-за песочных барханов. Маленький, захолустный городок состоял из нескольких пыльных улочек. И только пара-тройка из них были с твёрдым, асфальтовым покрытием.